Черный парус беды

Минут десять я обустраивал отхожее место, сжимая при этом колени и скрипя зубами. Я был в бешенстве. Хуже того, я был обижен. И даже более – оскорблен.

Как там, в тесноте да не в обиде? Ну да, как же. Можно ли не серчать и не гневаться, если тебя не выспавшегося, помятого, с гудящей головой поднимают так бесцеремонно, как это произошло в моем случае.

Комплексами Мари не страдала. Когда приспичило, подняла крышку, спустила бриджи и уселась. О соблюдении тишины она особо не заботилась, потому и разбудила. Я продрал глаза и не поверил им. Какое бесстыдство! Вот она, их европейская мораль, похвальба одна. Я немедленно смежил веки и отвернулся. Мы в сорбоннах не обучались, но приличия ведаем.

Сделав свои дела, Мари вытерла руки влажной салфеткой, пачка которых лежала на столе, и улеглась, чтобы, надо полагать, вновь отдать себя в объятия Морфея.

Мне же было не уснуть. Потому что тоже захотелось. И так, что не стерпеть. Я вскочил и заметался по каюте. Покрывало, молоток… Гвозди! Где гвозди?

Разумеется, я натыкался на различные предметы, что-то ронял, поднимал и не поднимал. В общем, как и Мари, не пытался быть беззвучным и легким, как перышко. На, получи!

Я успел. Я все сделал. Отдернув занавес, я готов был прямо и гордо посмотреть в глаза бесстыжей европейке, но это мне не удалось. Мари спала. Не делала вид, она действительно спала, чуть распустив влажные губы и подложив ладошку под щеку.

Из меня будто пар выпустили. Я лег, но сны не возвращались. Вместо них в голову опять полезли разные мысли, и в основном мерзостные.

Вопреки примете, этим утром я не стал мудрее, чем вчерашним вечером, и будущее рисовалось мне все в тех же мрачных красках. Я не знал, что делать, и эта беспомощность пугала больше всего.

Я готов был, как вчера на пляже, безвозвратно кануть в пучине отчаяния, и так же, как вчера, меня спас дядя Петя. Это уже становилось традицией, а для Петра Васильевича, возможно, и так было доброй привычкой.

Открылась дверь, и он явил себя в ореоле солнечных лучей.

– Подъем!

Кривушин был весел, хотя и не навеселе.

– Что такое? – я приподнялся на матрасе скорее настороженный, чем обнадеженный.

– Bonjour, – приветствовала капитана пробудившаяся Мари.

Дядя Петя закрыл дверь, с одобрением посмотрел на сотворенный мною гигиенический уголок и примостился на топчане в ногах Мари. Та предупредительно их подобрала.

– Есть новости? – спросил я, хотя видно было, что они есть и явно не самые плохие.

– Держи!

На ладони дяди Пети лежал мой телефон.

– Как?

Кривушин вполне мог ограничиться «каком к верху», но опускаться до подобных пошлостей не стал. Рассказал все в подробностях.

Оставив нас на плоту, он наведался в кафе «Спорт». Там он повинился перед готовым отойти ко сну господином Азеведу за то, что давеча манкировал служебными обязанностями. Однако случайная встреча с соотечественниками не оставила ему шанса на выполнение оных! Что характерно, покоренный искренностью и глубиной раскаяния, португалец не стал выговаривать подчиненному за прогул, напротив, высказался в том смысле, что, мол, ничего, дело житейское.

Получив хозяйское прощение, Кривушин даже не заглянул в свою комнатку над кафе, а сразу отправился по указанному мной адресу. Добравшись до отеля, он не обнаружил у входа полицейских машин, равно как и личностей, смахивающих на русских бандитов. Перед отелем вообще никого не было – ни на улице, ни в задремавших у бровки автомобилях.

Дядя Петя подождал, подождал, а потом задумался: а чего он, собственно, ждет?

Этот простой вопрос побудил его к немедленным и решительным действиям по проникновению в отель.

Разумеется, он не направился широким шагом к парадному входу. Не спеша, словно нехотя, седовласый майор свернул за угол и оказался перед дверью, которой пользовались горничные, выносящие узлы с бельем, чтобы закинуть их в чрево фургончика прачечной.

Дядя Петя не сомневался: на этом тишайшем богоспасаемом клочке суши данная дверь будет открыта с вероятностью 999 против одного. Так и оказалось: дверь была открыта.

Коридор скупо освещали редкие «ночные» лампы. Паря над устилавшей пол ковровой дорожкой, дядя Петя через несколько секунд стоял перед дверью нужного ему номера.

Заперто.

Это майора не обескуражило. Просто он полагал правильным проверить.

Ретировался Кривушин так же беззвучно. Но лишь для того, чтобы вернуться кружным путем: если не в дверь, то через окно, так?

Удачей можно было считать то, что номер «смотрел» во двор. И это – раз. Второй благоприятный фактор: номер находился на первом этаже. И наконец, три: стеклянная дверь, ведущая на балкон, была приоткрыта. Ну, ясно, прошлой ночью нетрезвый постоялец открыл ее в надежде пустить в свои покои прохладу, а утром не притворил – некогда было. И горничная не позаботилась.