Черный саквояж. Куклы из космоса

Человек посторонний увидел бы, как учителя, ожидавшие страхового агента, переглянулись и кое-кто из них заулыбался, потому что преподаватели старшего поколения снисходительно относились к непосредственности и непредсказуемости поведения учителя физики, и как слегка помрачнело лицо директора школы Степана Алексеевича, который с некоторой опаской относился ко всему, что было связано с кабинетом физики.

Потом человек посторонний увидел бы, что Лаэрт Анатольевич снова появился в учительской вместе с Аркадией Львовной, за которой он мигом слетал на второй этаж. (Марина Букина, поняв из сбивчивых речей Лаэрта Анатольевича, что произошло нечто исключительно важное, сгорая от любопытства, тоже хотела было двинуться вслед за своим классным руководителем, но Изобретатель ее отстранил, и Марина осталась у дверей кабинета физики.)

И, наконец, человек посторонний стал бы свидетелем того, как Лаэрт Анатольевич выскочил на середину учительской с поднятой рукой, и услышал бы, как он выкрикнул:

— Внимание! В школе ЧП!

Учителя задвигались: Лицо Степана Алексеевича стало еще мрачнее.

— Рядом с нами присутствуют школьники из двадцать третьего века! — крикнул Лаэрт Анатольевич. — Я понимаю, что в это поверить трудно, и я сам долго не верил! Но это так! У меня есть доказательства! Мы столкнулись с фактом, который кажется невероятным, но тем не менее представляет гобой объективную реальность!

Учителя зашумели. Аркадия Львовна, примостившаяся на диване, резко дернула головой и собралась что-то сказать, но Степан Алексеевич тоже поднял руку.

— Продолжайте, Лаэрт Анатольевич, — сказал он устало. — Что же такое приключилось в кабинете физики на этот раз?

— Они снимали нас на пленку! — крикнул учитель физики. — Представляете, все мы, вся наша школа будет показана в двадцать третьем веке!

Степан Алексеевич омраченным взглядом обвел весь педагогический коллектив.

— Я думаю, в любом случае нам надо все выслушать до конца, — произнес директор терпеливо. — Дело в том, что мы, педагоги, воспитываем не только учащихся, но и самих себя, в том числе и друг друга. И непедагогично будет не дать высказаться нашему коллеге до конца.

Лаэрт Анатольевич продолжал высказываться. Он высказывался не голословно, а с привлечением убедительных доказательств. Так, например, он вытащил из кармана магнитофон, собранный в спичечном коробке, и воспроизвел записанный на пленку честный рассказ Кости Костикова обо всех событиях. Где-то в середине его Аркадия Львовна встрепенулась и очень громко воскликнула:

— Так и есть! Все сходится! Значит, в классе были они! Теперь я спокойна!

Запись продолжалась. Наконец прозвучали Костины слова: «Только об этом никто не должен знать, сами понимаете…», и после этого Лаэрт Анатольевич, сам очень взволнованный, выкрикнул:

— И я их тоже видел собственными глазами, но только через стену!

— Через какую еще стену? — спросил Степан Алексеевич, и тогда Лаэрт Анатольевич достал из другого кармана портативный интроскоп…

Далее человек посторонний увидел бы, как все учителя с помощью этого прибора стали по очереди смотреть сквозь стену в класс, который был по соседству, и друг на друга, как начался потом очень шумный разговор, и как все наконец гурьбой высыпали из учительской, чтобы в кабинете физики посмотреть короткий фильм, сделанный на метеоплощадке, и увеличенную схему блока индивидуального хронопереноса; как все снова вернулись в учительскую (все-таки без Марины Букиной) и здесь продолжали оживленную беседу, в которой сталкивались мнения, повышались голоса, и которая в конце концов завершилась гробовой тишиной, потому что педагогический коллектив поверил наконец — слишком уж непреложными были доказательства, подкрепленные к тому же свидетельствами Аркадии Львовны, — что все это неопровержимая правда, но нужно было еще время, чтобы привыкнуть к этой мысли.

А потом Степан Алексеевич покрутил головой и медленно, философски произнес:

— Да… Что с нами творит научно-технический прогресс!.. Приходится поверить, ничего другого не остается. Но я, знаете ли, всегда готов к любым неожиданностям, особенно после того… я ведь, знаете ли, и на станции юных техников работал, правда, еще не директором…

— Наверное, в РУНО сообщить надо, — осторожно сказала математичка Елизавета Петровна. — Или еще куда-нибудь. Надо же принять какие-то меры.

— Да нет же, нет! — воскликнула молодая преподавательница истории Вера Владимировна. — Вы же слышали — если кто-то о них узнает, произойдет поворот в ходе истории. И потом это же просто некрасиво, — она быстро взглянула на Лаэрта Анатольевича, — только случай доверил нам чужую тайну, а мы… — в глазах Веры Владимировны выступили слезы, и она с трудом договорила. — Я совершенно не понимаю, зачем… зачем Лаэрту Анатольевичу, на скромность которого вполне понадеялись ребята-шестиклассники, вынужденные… вынужденные рассказать ему… зачем ему понадобилось сообщать об этом всем нам?

Лаэрт Анатольевич застыл от изумления.