А день голубой, акварельный…Как после болезни смертельной,очнувшийся город молчит:людей ещё мало предельно,и транспорт не ходит почти.Ещё не мяучат, не лаютоглохшие наши дворы.Сражаться ещё призываютплакаты осадной поры.Пробоины заткнуты небом.Кусты на руинах растут.Из булочной, пахнущей хлебом,по целой буханке несут.И мне доверяется это.В парадных теперь не темно,и мама, сощурясь от света,настойчиво смотрит в трюмо…А день голубой, акварельный…
Блокадный Вольтер
На улице белой моейстарик, по зиме наряжённый,на креслице финских санейв раздумья сидит погружённый.Что вспомнил он или забыл?Художник он или учёный?Похоже, он что-то чертилвот только что тростью кручёной.Не страшен теперь ни мороз,ни голод ему окаянный —промёрз он до сердца насквозьи кровью наполнен стеклянной.«Тревога!» Не прячется он,домой не спешит в передышках,от взрывов не ёжится они словно смеётся при вспышках.Летит огневая змея,осколок пальто пробивает.Но в смерти есть сила своя —вторично её не бывает.Возвысясь над бездною бед —без страха, без крика, без стона, —весь в мрамор морозный одет,как мудрый философ Гудона[23].Сидит у дороги старикскульптурою в сумраке зыбком,и чуть приопущенный ликзагадочной светит улыбкой…
Блокадный малыш
Военные зимние далия вижу в замедленном сне,как будто сквозь пятна проталинв морозном разбитом окне.Проспектом идёт одинокос позёмкой попутной малыш.Луны мутноватое окоглядит на него из-за крыш,а то – из-за каменной груды,где хлопает дверь на весу.Встречаются чёрные люди,а белых – на санках везут…– Где мама твоя?– Заболела.– Уже не встаёт?– Не встаёт.– Куда ты?..Дорогою белойидёт через годы, идёт…
Суть моего устава
С войны – вот так совпало —себя я помнить стал.С неё мои началаи жизненных начал.И в памяти бессонной —осадный город мойто снежно-затемнённый,то огненно-взрывной.Там хлеб считал на граммыв коптилочном чаду,там пил не из-под крана —из проруби во льду.Суть моего устава —блокадная Нева.Я не имею правана сытые слова.