Чёрный снег: война и дети

Я точно знаю, что ленинградская весна родилась здесь, на Петроградской Стороне, у Домика Петра I, где зарождался и мой город. Весна сразу влюбилась в юный Санкт-Питер-бурх. (Так, на голландский манер, впервые произнес его имя Пётр Великий в мае 1708 года.) А Весна, как и подобает крестной фее, преподнесла новорожденному свой волшебный дар вечного обновления. Недаром и колыбелью города стала величавая река, в имени которой скрыто понятие «новая» – Нева. На её берегах закончилась зима русского средневековья и крепли вместе с Петербургом весенние ветры новой России.

Я влюблён в Петровскую набережную. Каждый год Весна приплывает сюда на звенящих плотиках ладожского ледохода. Надо только выйти к парапету рано-рано утром, и тогда слышно, как суетятся и шуршат льдины у ступеней спуска, словно дразнят невозмутимых маньчжурских львов: «Ши-цза! Ши-цза!» Можно даже заметить, как Весна сходит на гранитный берег, как заглядывает в Петровский сад и, постояв у бронзового бюста под вечно зеленой пихтой, неожиданно перемахивает через чугунную ограду и бесшабашно прыгает вдоль набережной. Солнечными всплесками отмечены следы в утренних лужах и разрисованном кирпичом и мелками асфальте.

Как часто мальчишкой цепенел я у гранитного парапета, наблюдая за торжеством рождения ленинградского дня. Не было для нас, пацанов Петроградской Стороны, выше счастья, чем побывать на «Авроре», увидеть свою набережную с высоты её палубы. Пожалуй, именно там мы сердцами запомнили слова «Мужество», «Долг», «Родина». Именно там впервые осознали мы себя весенним поколением сорок пятого и поняли, что в русском языке слово «Победа» имеет и второй смысл – то, что после Беды. Поняли, какими они были – народная Беда и народная Победа.

Многое изменилось на моей набережной. За Домиком Петра, где когда-то был наш дворовый самодельный стадион, теперь стоит огромное здание, в бывшем великокняжеском особняке – неизменном предмете любопытства всех мальчишек – теперь Дворец бракосочетания, в знаменитом Доме – коммуны с коридорами под стать туннелям метро, уже не живёт никто из закадычных товарищей моего детства. Все разъехались по отдельным квартирам. Даже Кировский мост – наша гордость и место первых свиданий – перестал быть самым крупным в городе. И всё же я часто встречаю здесь своих незабываемых мальчишек. Здесь мы родились, и, где бы ни жили, мы остаемся парнями с Петроградской Стороны.

…А Весна уже осматривает город с его самой высокой точки – с иглы Петропавловского собора. Она довольна своим гордым творением. В стенах Петербургской – первой Российской Академии расцветала весна русской науки. Здесь же, в Северной столице, взошла немеркнущая заря русской поэзии. На берегах Невы прогремели первые грозы политической весны, а вскоре и первый гром первого советского ракетного двигателя, предсказавшего грядущую космическую весну.

Я знаю, что сегодня Весна видит и столичный Петербург, и революционный Петроград, и мой нестареющий Ленинград. Слышите? Она тронула древние колокола Петропавловки. Это 284-й раз мой юный город встретил свою Весну.

Николай Ударов

Памяти друга

«Мы ещё с тобой поживём!..»

Мы ещё с тобой поживём!
Мы ещё постранствуем вдвоём.
Мы по Петроградской Стороне
вместе нагуляемся вполне,
там, где главный города фасад,
там, где Стрелка,
там, где Летний сад,
где «Авроры» вечный постамент,
где мы жили с самых ранних лет,
где для нас – начало всех начал,
где раздолье сказочным ночам,
тем, которых белыми зовут,
белизны хотя в них не найдут
живописец с физиком вдвоём…
Всё равно их белыми зовём!
…Подойду я к твоему окну,
взгляд в былые годы окуну,
вызову картин отрадный ряд…
И вернусь с тобою в Ленинград!

«Не Библию, а «Фауста» читал…»