Черный спутник (СИ)

  Когда война сделала их пребывание в Вартенберге невыносимым - тот самый Сашхен Плаксин перевез их в Ганновер, в домик своего тогдашнего хозяина, господина Арно, цесарского шпиона при французском дворе. Этот Сашхен смотрел на Рене с каким-то религиозным экстатическим обожанием, как на благодетеля - чем-то таким он был Рене обязан и все жаждал расплатиться с долгами. Из их разговоров Мора догадался, что когда-то в Петербурге Сашхен и брат его Волли были у Рене на жалованье, кем-то вроде порученцев. Отчего эти два немца носили русскую фамилию и чем конкретно занимались - Мора так и не понял.

  Мора знал, что деньги, отпущенные высокородным болваном-заказчиком на их путешествие, рано или поздно подойдут к концу, а будут ли следующие - бог весть. И было то, ради чего Мора, в общем-то, и согласился на всю эту авантюру. Яд Аква Тофана. Рене не заставил долго себя уговаривать. Рене скучал, и "по ту сторону Леты", как он высокопарно выражался, ему все равно было, что станется с ними дальше. Когда в Вартенберг пришла война - в баронском доме, превращенном в лазарет, Рене с безучастным видом промывал и зашивал раны - "не из жалости, просто чтобы чем-то занять руки". Он уже ничего не боялся, ему сделалось все равно.

  В Ганновере, в доме господина Арно, Сашхен Плаксин помог оборудовать лабораторию в одной из комнат. "Убожество, нищета", - шипел Рене, оценивая добытые Плаксиным холодильники и реторты. "И с этой грязью вы предлагаете работать? С таким же успехом могли бы зачерпнуть из лужи", - определил он качество ингредиентов, намекая на то, что за тридцать лет производство реактивов скатилось ниже некуда. Мора терпел злобное шипение Рене и тихо радовался - господин Тофана все-таки взял его в ученики, хотя бы потому, что никого другого под рукою не было - Левка не в счет, он неграмотный.

  - Я научу тебя всему, что знаю, и ты меня задушишь? - спрашивал Рене, и Мора его успокаивал:

  - Если я не придушил вас сразу после Ярославля - уже вряд ли соберусь.

  - Может, я надеюсь, что ты это сделаешь, - говорил Рене,- может, я жду не дождусь, чтобы кто-нибудь придушил меня, пока я сплю.

  - И не дождетесь, - разочаровал его Мора, - Левка не даст. Он в вас души не чает, Папи.

  В лаборатории Мора утратил последние иллюзии - о работе алхимиков. Разноцветные жидкости не бурлили в ретортах, и зловонный газ возносился к небу разве что в случае неудачи. Алхимия оказалась чем-то вроде кулинарии, но исполненной в малых формах, а отравиться результатом труда здесь значило удачу, а не поражение. Пусть Рене ругал ученика за тупоголовие, безграмотность и, как он выражался, незамутненность (по-немецки эти слова были еще длиннее и обиднее) - Мора видел, что делает успехи, и Рене по-своему этому рад. В Рене было не больше душевного тепла, чем в механической балерине, крутящейся на шкатулке, но Мора, человек простой и по-своему добрый, привязался к подопечному за время пути из России до Вартенберга и дальше, до Ганновера. Мора пронес его в своих ладонях бережно, как тухлое яйцо - сквозь тяготы бездорожья, через леса, мимо разбойников и проходимцев, сквозь войну, и порой Море начинало мерещиться, что и бессердечный Рене не столь уж бессердечен, нежели хочет казаться. Впрочем, Мора привык терять иллюзии и не стал бы плакать и по этой, последней.

  Сашхен Плаксин увидел, что работа алхимиков дает свои всходы, и воспарил душой. Если верить Плаксину, европейские господа спали и видели во сне возрождение традиций ядоварения. Плаксин взялся за поиск покупателей на результаты алхимических усилий, и преуспел. "И жизнь наша сделалась похожа на бродячий балаган" - так описывал дальнейшее развитие событий Рене, и недалек был от истины. Черный дормез развозил смерть от клиента к клиенту, дело процветало, доходы лились рекой. и всем это нравилось, кроме Рене - которому не нравилось ничего.

  Фрау Кошиц была одной из тех, кого сосватал в клиенты алхимикам Сашхен Плаксин. Фрау Кошиц не терпелось сделаться безутешной вдовой. И троица негодяев прибыла в Армагедвальд, чтобы ей в этом помочь.

  В окно Мора увидел, как Левка верхом влетает во двор, и невольно пожалел скакуна под ним. Не прошло и пяти минут - Левка стоял на пороге комнаты с физиономией, преисполненной таинственности.

  - Прибыл Плаксин? - тут же спросил Рене.

  - Нет, застрял где-то, - Левка взял со стола яблоко, без спросу уселся в кресло и с хрустом принялся угрызать редкий для апреля месяца фрукт, - И откуда у них весною яблоки?

  - Немцы, - пояснил Мора, - умеют хранить, не то, что некоторые.

  - А-а... Так тетка Кошиц ждет завтра одного из вас, - Левка протянул Море уже вскрытую записку.

  - Ты же не читаешь? - удивился Мора.

  - А цифры знаю. Дата проставлена завтрашняя, значит, завтра ждет.

  Мора прочел записку, сложил листок самолетиком и пустил в полет - к Рене. Тот поймал, как кошка птичку:

  - Фрау Кошиц желает необычного. Изобразить для нее пастора и провести в доме мессу... Ты знаешь, Мора, как проводится католическая месса? Ты же у нас католик.