Черный треугольник

Я постучал в кабинет начальника. Открыл дверь и чертыхнулся про себя. Идеолог был тут как тут. При этом и не думал уходить. Расселся на стуле, как король на именинах, и что-то авторитетно втирает Раскатову. Впрочем, иного выхода у меня не было, как разрушить эту идиллию, потому как старые боевые друзья могли так терпеться долго, да еще когда серебряные рюмочки с коньяком на столе. А документы не ждут.

Когда я зашел, Чиркаш уже достаточно разошелся, так что на меня даже не обратил внимания. Ну я и застыл вежливо у дверей.

– Опять убийства на религиозной почве! – вещал Идеолог. – Мы погружаемся в средневековую тьму!

– И что предлагаешь? – спросил Раскатов. – Все церкви снести?

– Неплохо было бы.

– То есть тебе одного бунта мало?

– Ничего, пускай жесткую руку чувствуют. Вон, староверы побунтовали в Нижнереченске, теперь все тюрьмы забиты. Туда им и дорога. Может, хоть там ума наберутся.

Я предполагал, что будет сейчас. Близилась кульминация сего театрального действа. И ждал я его с нетерпением.

Опять стук в дверь. Новый посетитель. И как по заказу, им оказался Рощин, статный, в роскошной рясе. Он доложился:

– Тут у меня докладная на ваше имя.

Идеолог скосил на него недовольный глаз – мол, кто имеет наглость отрывать от беседы авторитетных товарищей. Моргнул. Потом обернулся всем телом. И глаза его округлились. Хотел сказать что-то, но в горле только забулькало. Я не удивился бы, свались он тут же без чувств.

– Оставьте, Лев Иванович. Я посмотрю чуть позже, – чинно произнес Раскатов.

Рощин вышел. А я остался скромно в сторонке взирать на развитие комедийного сюжета. По совести, надо бы занести копеечку за бесплатный концерт.

– Это что? – запыхтел перегретым чайником Идеолог. – Это вообще как?!

– Это наш приглашенный консультант, – пояснил мой начальник.

– Консультант! – завопил Чиркаш. – Развели тут поповщину!

– В политбюро иначе считают, – негромко произнес Раскатов, но при слове «политбюро» Чиркаш напрягся и сделал стойку, как гончая на охоте.

– Какое политбюро? При чем здесь политбюро?!

– Политбюро ЦК ВКП(б). Перед которым товарищ Рощин и его руководство отчитываются непосредственно.

Идеолог зло посмотрел на старого товарища, потом произнес угрюмо:

– С вами вообще перестаю понимать, что происходит. Наливай уж!

Раскатов с готовностью разлил коньячок по рюмкам. Они хлопнули. И Идеолог удалился, что-то бурча себе под нос возмущенно-трагическое.

А Раскатов откинулся на спинку стула, азартно врезал ладонью по столу и расхохотался так, что слезы выступили.

Я закусил губу, чтобы сдержаться и не расхохотаться в унисон. Мало ли, как на это прореагируют.

– Как ошпаренный выскочил, – вытерев слезы, произнес Раскатов.

– Ему положено по должности радеть за идеологическую безупречность, – заметил я.

– Вот именно, Сашок. Понимаешь, он из племени чугунноголовых. Пробьет любую стену. Поднимет народ на баррикады. Но свернуть с траектории такое летящее чугунное ядро практически невозможно. И если ошибиться с прицелом и направить его не в ту сторону, то вокруг только обломки останутся.

– Это да, – вспомнив твердокаменное выражение на лице Идеолога, согласился я. – Люди полезные, но опасные.

– Как любое оружие. Так что с такими непримиримыми коллективизацию и индустриализацию мы, конечно, закончим. Но сколько они стенок и людей переломают – представить страшно. И, Сашок, попомни: это наша задача, органов ОГПУ, – им воли не дать слишком много… Так что там с документами?

Он пододвинул к себе папку…

Глава 21

Вечером я принес домой продовольственный паек, который получил на работе. Вопреки зловредной пропаганде и слухам, платили в ОГПУ так, что концы с концами сводились с большим трудом.

– Живем, родная! – сказал я, опуская на стол плотно набитый вещевой мешок. – Да будет пир!

Варя стала ловко разбирать и сортировать продукты. Потом вздохнула:

– Вот каждый раз боюсь, а вдруг следующий продпаек не дадут. Тогда с голоду хоть на луну вой.

– Ну, не преувеличивай. Голода пока нет.

– Пока нет, – как-то странно произнесла она.

Варя права. С продуктами становилось все хуже, сказывались проблемы с заготовками зерна и с отчаянным сопротивлением деревни переменам. Нэпманские магазины с заоблачными ценами закрывались, в госмагазинах царствовал дефицит, да и ценники там тоже росли достаточно сильно. Так что мой паек был спасением. Крупы, консервы, сегодня даже колбасу дали.

– Вот коллективизацию завершим, кулака добьем, и о том, что такое голод, на века забудем, – уверенно произнес я.

– Твоими бы устами да мед пить, – усмехнулась Варя. А потом на нее накатило, и в глазах появилась тоска, живущая в ней и только ждущая случая, чтобы подняться наверх.