Черный треугольник

Но столько психов, сколько я увидел, придя на работу в ОГПУ, даже представить себе не мог. Их как магнитом тянет во всякие государственные органы, особенно в ОГПУ и милицию. Один объявляет, что весь персонал его родного завода, то есть полторы тысячи работников, – это перешедшая на нелегальное положение в качестве шпионов и врагов советской власти 3-я пехотная дивизия кайзеровской Германии. Другой изобретет двигатель для посещения других планет, который, по расчетам, должен обойтись в сто двадцать рублей одиннадцать копеек и откроет нам звезды. Третий предлагает свои услуги в переформатировании мира на базе марксизма-ленинизма с использованием его психической энергии. И опять шпиономаны – гурьбой, толпой. Их в последнее время почему-то особенно много.

В бытность свою в окружном отделе мне приходилось постоянно отбиваться от сумасшедших. Сейчас полегче стало – только когда дежурю по постпредству, и приходит очередная наследница Рюриковичей, которая знает, где закопана таинственная библиотека Ивана Грозного.

В областной психиатрической больнице всегда наготове бригада, готовая выехать по звонку от нас, из милиции или облисполкома. Прилетают добры молодцы в белых халатах, ласково берут под ручки объект беспокойства и смуты – и на обследование, а то и госпитализацию.

Но это когда все явно и определенно. Однако бывают казусы и куда похуже. Шизофреники на самом деле обладают потрясающей способностью убеждать нормальных в своей правоте. Особенно когда бред не сразу бросается в глаза. Бывали случаи, когда заводились агентурные дела по фантазиям таких вот активных и убедительных душевнобольных. Когда арестовывались люди, и хорошо, если органы успевали вовремя разобраться. Безумные измышления доносчиков – это одна из причин, почему оперативная информация сперва проверяется другим источником, а уж потом берется в активную работу.

И еще психи всегда вызывают у нормального человека страх, легко перерастающий в панику и ужас. Потому что это мы живем в большом мире, где базовые основы понятны, изучены, известно, как с ними жить. Псих же существует в ином пространстве, замыкающемся границами его сознания, которое само по себе является черной ямой. И он всегда недоумевает, почему окружающие люди живут не в его мире, а в каком-то своем, большом, лишенном его, психа, внутренней логики. И он все старается натянуть свой мир на большой. В этом темном мире его сознания может водиться что угодно – какие хочешь тараканы и пауки, фантомы и хищники. И ты, нормальный человек, о них не узнаешь, пока они не вырвутся на волю – иногда в виде кровавых выходок, самоубийств, террористических проявлений. Или жертвоприношений с пентаграммами и свечами.

Я решил лично пообщаться с контактами Хомичева по его трудовой деятельности. Иногда в таких разговорах можно услышать много полезного. Поэтому я нашел время и отправился к нэпману, держащему на Свиридянке магазин сельскохозяйственного инвентаря «Урожай».

Добравшись до места, застал там драматический момент. Невысокий, похожий на плотного кабанчика бородатый мужичок в узких брюках, клетчатой рубашке, в жилете и нарукавниках, стоя на раскладной лестнице, скорбно заколачивал окна своего длинного одноэтажного лабаза из красного кирпича.

– Проходите мимо! – крикнул он, завидев, как я остановился напротив него. – Все, конец торговле!

– И нэпу тоже, – добавил я.

Нэпман горестно вздохнул, потом махнул рукой – мол, иди своей дорогой, мил-человек.

– И что, поговорить с товарищем из органов совсем не хотите? – Я махнул удостоверением.

Нэпман спустился с лестницы. С кислым видом рассмотрел мой документ. Опал с лица и даже сделал какую-то комично-дурацкую попытку поднять руки, как пленный. Но я его успокоил:

– Не за вами, Карп Афанасьевич.

– Ну так пройдемте в заведение… В бывшее заведение.

В помещении магазина наблюдались следы эвакуации. Товаров осталось совсем мало, зато везде стояли заколоченные ящики. Но длинный стол со стульями еще оставался и готов был послужить для переговоров.

– Чайку, водочки, а то и коньячку не изволите? – заискивающе улыбаясь, осведомился нэпман.

– Нет, спасибо, – поморщился я.

Ну чего они все юлят и заискивают? Боятся, понятно. Классовые противники. Но все равно, нужно же себя уважать. И вообще, такое отношение к нашей службе никогда не доставляло мне удовольствия. Стыдно становилось и за тех, кто корчит верноподданнические мины, и почему-то за себя.

– Так о чем спрашивать будете? – спросил нэпман, устроившись поудобнее на скрипучем стуле.

– Адам Исаакович Хомичев. Вам о чем-то говорит это имя? – поинтересовался я.

Нэпман аж вздрогнул и перекрестился:

– Уф, чертово исчадье!

– Что, работу свою не выполнил? – сочувственно спросил я.

– Нет, работу он хорошо знал. Все так обсчитает, так сведет воедино, как никто не сделает. Да еще дельный совет даст. Хорошую деньгу мне экономил… Хотя где сейчас та торговля, где та деньга, – загрустил нэпман и снова, еще более горестно, вздохнул.

– Тогда в чем ваше недовольство?