– Да окаянный он какой-то. Иногда как найдет на него блажь… Вечером в конторке мы вдвоем. Адамка все обсчитал, но не уходит, сидит, не двигаясь, и молчит. И неожиданно встает, нависает надо мной. Мне показалось, что аж глаза его чертовым огнем загорелись. И давай мне пропаганду бесовскую вести. – Нэпман снова перекрестился.
– Что говорил? – заинтересовался я.
– Говорил? Да он вещал, как мертвец из могилы… Высчитал он, оказывается, дату прихода апокалипсиса. Но она неточная, говорит, а плавающая. А он, как всякий честный человек, должен способствовать скорейшему приходу конца света. Ибо каждый лишний день пребывания человечества на Земле только фатально увеличивает вес грехов, так что планета наша несчастная однажды просто сплющится под их грузом, да и станет плоской!
Выдал это нэпман на одном дыхании. Возможно, даже дословно, потому как тарабанил, как школьник, хорошо вызубривший стихотворение. Потом вытер рукавом пот с лица и прошептал:
– Ох, бедовый…
– Где он живет? – осведомился я.
– Да где попало. По углам мается. Или по городам чужим ездит. Даже и не знаю.
– И как его нам искать прикажете? – спросил я максимально суровым голосом, чтобы прибавить нэпману энтузиазма.
Тот думал минуты две, шепча чего-то себе под нос. Потом просветлел лицом и выдал:
– В шахматы он играет! И по шахматистам ходит. Там и ищите. Он без этого дела глупого никак не может…
Глава 23
Сотрудники угрозыска и ОГПУ тщательно шерстили родню, знакомых, работодателей беглого математика. Даже однокурсников его обошли. И все без толку. Он как сквозь землю провалился. В связи с этим наводка на шахматы виделась весьма дельной.
Увлечения и хобби – это вещи вовсе не пустяковые, они человека порой крепче каната к себе привязывают. От многого люди могут отказаться, но не от своих любимых пристрастий. Одержимые коллекционеры спичечных коробков и чайных коробок, скупщики пуговиц и шашисты-шахматисты. На необитаемый остров их закинь, они и там будут искать, как реализовать свою страсть.
Вот и отправились оперативные сотрудники по шахматным секциям, клубам и разным сборищам. В них царила какая-то приподнятая, одержимая и шумная суета. Шахматы в Стране Советов с каждым днем приобретали все большую популярность. Множество фанатиков старинной индусской игры часами обсуждали удачные партии, готовы были вцепиться друг другу в глотки в дискуссиях о том, кто победит на следующем чемпионате мира – Капабланка, Ласкер или Алехин. У многих были свои кумиры, за которых они готовы были порвать кого угодно на клочки. Такая атмосфера всеобщего помешательства.
След математика нарисовался быстро. В городском шахматном клубе, куда я отправился лично, его хорошо помнили.
– Игру знал, – солидно изрек председатель клуба – усатый малоросс в тонко выделанной вышиванке. – Но какой-то нервный был.
Он стоял рядом с расчерченным под шахматную доску металлическим листом, куда на магнитиках прилепляли шахматные фигуры. Здесь любители шахмат всей толпой разбирали очередную интересную партию или решали заковыристую задачу.
– Бузил? – сочувственно спросил я.
– Еще как, – уважительно произнес председатель.
Выяснилось, что однажды наш пациент, недовольный ходом игры, за которой наблюдал со стороны, перевернул шахматный стол, устроил безобразную истерику. И больше не появлялся.
Примерно так же покинул он и шахматную секцию в клубе при литейном заводе имени Энгельса. Тоже что-то не понравилось, наскандалил, обругал всех и гордо удалился в вечность.
– Жалко, что ушел, – сказал там один дедок, оторвавшийся от шахматной доски, где разбирал очередной чемпионский матч. – Тут ему все завидовали. Да еще как!
– Чему завидовали? – полюбопытствовал я.
– Да его никто ни разу не обыграл!
– И где он теперь? В клубы его не пускают. Может, забросил шахматы?
– Поверьте, молодой человек, – назидательно произнес дедок, критически разглядывая мою личность, далекую от его представлений о том, как должна выглядеть воистину мыслящая особь, умеющая играть в шахматы. – Не может. Шахматы – это навсегда. Из клуба ушел, так на скамеечку в парке пойдет.
– В каком парке?
– Да везде есть парки. И везде есть скамеечки, где собираются шахматисты.
После этого я потащил дедка в ближайшую рюмочную, безошибочно распознав его внутреннее устремление. Там разговор продолжился, в итоге вышел поучительным и полезным. Так что у меня теперь был более-менее полный список парковых шахматных ристалищ. Их оказалось штук десять по городу.
Вернувшись в постпредство, я объяснил ситуацию толкавшемуся у меня в кабинете и официально входящему в мою группу Сыну Степей, а также Рощину.
– В угрозыск отдадим список, – подытожил я. – Пусть мечутся. А в скверик рядом с драмтеатром сами сходим.
– Думаешь, под носом у нас играет? – заразительно засмеялся Амбага – его эта вероятность почему-то сильно порадовала.
– Не думаю, – сказал я. – Но проверить надо.
– Ну, пошли проверим. – Сын Степей важно посмотрел на часы, которые извлек из кармашка своего модного пиджака. – Как раз к обеду управимся.
Парк был за театром. Идти до него минуты три.