Черный треугольник

Я знал, что она сейчас вспоминает. У каждого человека есть в душе свой шрам, особенно в наше несущееся на всех парах время. Вот и не давали ей спать спокойно воспоминания о Гражданской войне, тифе, полной безысходности, о гибели отца-врача в чумных бараках, отчаянье от того, что мир летит в пропасть, а ты не можешь ничего сделать. Ну ничего, вытащили мы тогда страну из пропасти. Справимся и сейчас. Потому что нет ничего сильнее людей, объединенных правильной и справедливой целью.

Накладывая мне еду – крупяную кашу с мясом и зелень в отдельной тарелочке, – Варя сказала:

– Чуть не забыла с этим твоим пайком. Доктор Яцковский просил тебя о встрече.

– А что ему надо? – полюбопытствовал я.

– Да кто его поймет. Такой заговорщик, – засмеялась Варя, и будто тучи разошлись – так искренне и безмятежно смеяться не умеет, наверное, никто на земле. – Напустил на себя важность, таинственность и объявил, что дело государево… Так и сказал – не государственное, а государево.

– Осколок прошлого, – хмыкнул я.

– В общем, перевел все в шутку. Но с тобой увидеться просто обязан. Сказал, чтобы тебе не доставлять лишнего беспокойства, подойдет в обеденный перерыв в сквер у драмтеатра. Что передать?

– Ну как не уважить доброго доктора Айболита. Пусть приходит в два часа.

– Передам. А ты ешь. А то вон, худеешь.

– Это ты погорячилась. – Я огладил свой солидный живот и активно заработал ложкой, потому что на самом деле проголодался.

Интересно, что понадобилось хирургу? Предположения у меня были. Вот и проверим их.

На следующий день, разгребя бумажный потоп, я отправился в сквер напротив драмтеатра – благо идти недалеко, только проспект перейти.

В сквере у фонтана перед театром я увидел мирно сидящего на скамеечке Яцковского. Все же выделялся он на общем фоне, как прогулочная яхта среди рыбацких шаланд. Одет с иголочки, внешне импозантен, и есть в нем такое пренебрежительное величие.

Завидев меня, он поднялся, направился мне навстречу. Церемонно пожал мою руку. И при этом был торжественно-сосредоточенный. Так выглядят люди, несущие Истину.

– Мои глубокие извинения, что отрываю от важных дел. – Его баритон аж возвышенно вибрировал. – Но у меня оформились некоторые соображения по поводу премерзких злодеяний сатанистов.

– Что-то конкретное? – поинтересовался я.

Ну что же, тему разговора я угадал правильно. И сейчас он переведет его на душевнобольных.

Так и произошло.

– Не знаю, известно ли вам, что, помимо хирургии, я некоторое время специализировался на психиатрии, хотя эти области и кажутся непосвященным далекими, – лекторским тоном принялся излагать Яцковский. – Но тело и душа – две неразрывные составляющие. Порой лечить одно без другого трудно, а то и просто невозможно. Так что сочетание двух видов медицинской практики иногда творит чудеса… Впрочем, не о том речь, Александр Сергеевич.

– А о чем? Говорите, не стесняйтесь, – подбодрил я.

– Большинство людей, творящих такие фокусы, вроде человеческих жертвоприношений, безнадежно психически больны. И основная их масса рано или поздно оказывается в руках психиатров. На них заводятся истории болезни. Они проходят курс лечения, порой со строгой изоляцией.

– Поверьте, мы проверяем эту версию достаточно тщательно.

– Достаточно ли? Понимаете, мистический антураж бреда достаточно сложно структурирован. И для такого бреда, притом сопряженного с поступками, требуется личность не совсем ординарная. Обычные душевнобольные скопом записываются в шпиономаны, в изобретатели вечного двигателя. Ну а еще в Александры Македонские и прочие Наполеоны. Там все очень просто – я властелин мира, падите передо мной ниц, холопы. Мистика – это другое. Это тонкий подход.

– Да? – удивился я. – Интересно.

– Вот я и поднял записи, заглянул в областную психиатрическую больницу имени Баженова. Меня привлекают туда иногда в качестве стороннего консультанта по наиболее необычным случаям. И из возможных кандидатов, с кем я сталкивался, у меня сначала наметилось трое. Но двоих пришлось откинуть – они физически не могли совершить преступление, потому что находились на излечении. И остался всего лишь один!

– Кто? – спросил я.

И аж сердце замерло. А что, если сейчас хирург вот так просто преподнесет мне фигуранта, в праздничной обертке из истории болезни, перевязанной ленточкой из рукавов смирительной рубашки.

– Хомичев Адам Исаакович. Бывший студент математического факультета. Зациклился на сверхценной идее в студенческую пору, перечитав сумрачные творения гения российской словесности Достоевского. Вроде как – тварь я дрожащая или право имею? При госпитализации основой бреда было, что все люди лишь оборотные стороны сущности силы…

– Что? – не понял я.

– Сущность силы – это сгусток загадочной животворящей энергии. И задача всех существ на планете – это подпитывать силу истинного властелина мира.

– То есть его самого?

– Вы уловили суть. Мания величия. Один из самых распространенных синдромов в психиатрии. Помимо, конечно, мании преследования. Но и она тут тоже наблюдалась.

– Интересный пациент, – оценил я.