Черный треугольник

– Ну, это вредно для здоровья. А здоровье ведь вещь такая – сегодня оно есть. А завтра – раз, и вообще не осталось. – В его голосе проскользнули зловещие нотки.

– Ну пока мне это не грозит, здоровьем я богат, – засмеялся я. – Так о чем будем говорить?

– О черном пути. Вы, наверное, понимаете, что его адепты рядом с нами. И их намерения достаточно серьезные.

– Да уж куда серьезнее. Только все это театр. Выглядит интересно, но к жизни имеет отношение опосредованно.

– Э нет. Черный Треугольник – это ведь великий символ, который имеет под собой прочную метафизическую основу. Обвалить внутрь него человека, затянуть в черноту нестойкие души. Знаете, как принято трактовать грани Треугольника?

– Понятия не имею. Хотя, не скрою, не прочь узнать.

– Первая грань – власть Тьмы и власть под Тьмой. Вторая – подчинение-послушание Тьме. И третья – стремление во Тьму. То есть к смерти. Именно этими гранями будет проткнута ветхая ткань реальности.

– Вам-то это откуда известно? – Улыбка окончательно сошла с моих губ, лицо стало сосредоточенным. В голове пульсировала лампочка опасности.

– Мне… – Яцковский посмотрел на меня снисходительно и с оттенком брезгливой жалости. – Мне известно все… Жалко, что вам это стало известно уже на исходе пути. Может, в иных обстоятельствах мы бы нашли общий язык. И вы стали бы полезны.

– Вы о чем? – не понял я.

– У вас есть потенциал. Личный потенциал, который мог бы дать вам достойное место в этом мире. Но вы раб предрассудков и тухлых идей. Вы всегда предпочтете остаться верным государству, которое обречено. Стране, которая катится в пропасть. Морали, которая давно истлела. И идеологии, которая и ведет вас в пропасть.

– Я вас арестую за антисоветскую пропаганду, – севшим голосом произнес я.

– Вряд ли. Не успеете, Александр Сергеевич. – Яцковский насмешливо и с жадным злым ожиданием посмотрел на меня. – Ваше время в этой сфере бытия истекло.

Я попытался встать. Покачнулся. И упал на пол, часто дыша.

– Вам повезло, – между тем ворковал Яцковский, с видимым, страстным, каким-то дьявольским удовольствием рассматривая меня. – Это легкая смерть. Немного яда. Хорошего. Судебный медик – скорее всего, это буду я – быстро выпишет заключение о смерти от сердечного приступа. А все почему? Не нужно невежественным самонадеянным дуракам лезть туда, где сталкиваются настоящие силы.

Дальше, уже не обращая на меня никакого внимания, Яцковский стал по-хозяйски копаться на немногочисленных полках моего жилища, приговаривая:

– Ну и где же ты? Покажись!

Потом извлек с полки старинную книгу. С любовью посмотрел на нее. Открыл. Выругался коротко.

А когда обернулся, увидел меня, присевшего на полу и целящегося в него из «нагана».

– Поиграли и хватит, – ровным и не терпящим возражений голосом произнес я. – Руки подняли. И к стеночке отошли. Медленно, аккуратненько, чтобы я не нервничал и не жал на спусковой крючок.

Для драматичности момента неплохо было бы добавить так любимое авторами трехкопеечных романов издания «Сытина»: «Ваша песенка спета, коварный злодей». Но позориться не хотелось. И так пафоса момента предостаточно для того, чтобы потешить мое разгулявшееся самолюбие.

А чего ему не разгуляться? Ведь все сработало, как мы рассчитывали. Конечно, самое неприятное, что в оперативную комбинацию пришлось втягивать Варю. Это противоречило всем моим правилам. Жена должна быть вне моих рабочих перипетий. Но вот только этого никогда не получалась. Я уже не раз втравливал ее в наши оперативные дела. Потом, правда, долго раскаивался и обещал больше никогда такого не делать. До следующего раза. Такого, как этот, когда заменить ее просто некем.

К ее чести, согласилась она сразу, конечно, при этом устроив мне сцену: на что я ее толкаю, как она может лгать такому уважаемому человеку, как Вениамин Ираклиевич? Она, в отличие от ее благоверного, вовсе не шпионка. И вообще, зачем это надо? Но в итоге удовлетворилась коротким пояснением – очень надо, и больше не спрашивай. И отправилась забрасывать крючок для Яцковского.

При всей своей небесной внешности и манерах Варя достаточно умело притворяется. Притом в такие моменты выглядит еще более искренне, чем обычно, и ни у кого даже мысли не возникнет, что такое неземное воздушное существо способно лгать. А лгать ей пришлось во всем. Она как бы невзначай, разговорившись после преподнесенных Яцковским конфет к чаю, поведала, что муж притащил с выезда за город какую-то древнюю книгу, которую назвал старообрядческой и почему-то сатанинской. Действительно, коснешься ее, какой-то морозец по коже ползет. И теперь благоверный не знает, что с ней делать – в Институт атеизма или в библиотеку отдать. А пока лежит та на полке в доме.

В тот же день Варю отправили с бригадой врачей в отдаленный район, на оказание медицинской помощи колхозникам. И я дома остался один, весь открытый для поздних гостей… И для убийц.