Черный треугольник

Отличились птенцы гнезда Чиркаша. Его гордостью были предназначенные для антирелигиозной и колхозной пропаганды агитационный поезд и агитпароход с говорящим самим за себя названием «Богоборец». И если на поезде публика подобралась более-менее вменяемая, хотя и спровоцировали они недавно выступления в старообрядческом селе, то с пароходом была совсем беда. Порой он больше напоминал не строгое орудие агитации, а купеческую лоханку, которую в былые времена денежные разгульные особи использовали для непотребных развлечений на реке. Артистическая публика и прочие люди искусства на «Богоборце» собрались просто взрывоопасные. Там были и те, кто в начале двадцатых годов по велению души закладывал динамит в церкви, рубил иконы, тем самым возбуждая народ и отвращая его от советской власти. И художники с поэтами, истинные пролеткультовцы, которые до сих пор призывают выбросить из музеев Рембрандта и сжечь книги Пушкина, поскольку есть настоящая пролетарская культура – вершина цивилизации. Почему-то такой неспокойный творческий народец всегда сопровождается карнавалом с пьянством и развратом.

Самое интересное, сколько ни разгоняли и ни меняли состав речной агитбригады, через некоторое время там начиналось все то же самое. Пароход, что ли, заколдованный? Правда, агитационные выступления и атеистические спектакли порой были не лишены художественных достоинств, изобретательности и даже некоторого блеска, но на деле это еще хуже. Поскольку «водоплавающие» агитаторы так изощренно, болезненно уедали и раздражали богомольное население, как этого даже близко не делал никто.

Вот и на сей раз получилось так, как получилось. Жертвами антиклерикальной агитации должны были стать жители села Богородского. Их специально в связи с появлением труппы из области собрали в пустующем зерновом складе, где установили сцену, расставили лавки.

Что там началось потом – протоколы умалчивают. Но, видимо, на сей раз артисты, предварительно разгоряченные бурным празднованием своего прибытия в компании с местными активистами, превзошли сами себя. Возмущенные жители, видя, как на их глазах поганят символы веры, пробовали прорваться на сцену и разорвать охальников. Была даже попытка разоружить наряд милиции, так что с его стороны прозвучали предупредительные выстрелы в воздух. А потом просто кто-то незатейливо поджег «театр».

Все сотрудники отдела разъехались по области. Поэтому Раскатов был вынужден оторвать меня от дел по «Индейцам» и направить на место поджога. При этом он был разъярен, как бык, перед которым машут красной тряпкой:

– Я этот пароход сам потоплю! Это который у них по счету спровоцированный беспорядок?!

– Замучались считать, – вздохнул я.

– Арестую всех этих комедиантов хреновых как провокаторов!

Поджигателя установить удалось быстро. Это был служка из сельского храма. Мне стало его даже жалко. Он кричал в отчаянии, что нет сил терпеть такое богохульство. Зады оголяли. Чуть ли не матерно переиначивали имена святых. Много еще чего делали. Вот и бросил он подожженную солому.

За два дня моего отсутствия наше дело не сдвинулось ни на йоту. Застал я на конспиративной квартире обоих моих соратников за странным занятием. Они посыпали дощатый пол мукой. И таскали по нему мешок с картошкой. Рисовали какие-то фигуры.

– Что, домового ищете? – усмехнулся я, вспомнив старые деревенские россказни о том, что, если посыпать пол мукой, то невидимая нечистая сила оставит на нем свои видимые следы.

– Восстанавливаем картину убийств, – скупо пояснил Поп.

– Смысл?

– По динамике действия есть возможность просчитать физические данные убийцы, – пояснил Гуру.

На месте убийства старовера, как я помню, было достаточно следов, оставленных ботинками, коленями, от перетаскивания тела – следы на пыли, следы крови. Только как это все проанализировать? Похоже, ученая братия решила использовать экспериментальный способ – когда мешок с картошкой заменяет бездыханное тело.

– Просчитали? – полюбопытствовал я.

– Где-то да. Кое-что проверим – и доложим.

– Проверяйте, – сказал я без особого энтузиазма. Как-то не особенно верю в такие сложности и изыски. Нормальное расследование должно быть прямое, как шпала, без извилистых умствований и заковыристых фокусов.

После выезда по поджигателю меня в покое не оставили. Послали на срочную конференцию партактива, посвященную антирелигиозной пропаганде. Я был в гражданской одежде, записан как представитель исполкома. И должен был не столько слушать выступления, сколько анализировать обстановку, а по итогу написать рапорт о настроениях на этом собрании. Дело привычное, не в первый раз, и рапорта эти я научился строчить так, что Раскатов даже хвалил: «Вот сразу видно тезку великого поэта!»