Кинебомба сообщил о сбитом машиной семикласснике, прибавив в конце, что это могло быть несчастливое совпадение.
– Э, нет, шалишь. – Глава «Комитета» дернулся и сел в кровати, неловким движением подтянув под спину подушку. – Я не верю ни в какие совпадения, если поблизости находится хотя бы один из первенцев. Вот только не совсем понимаю, кто все это провернул.
– Институт?
– Ну, так-то рассудить, больше и некому. Только странно. Обычно они все же свои эксперименты более осторожно проводят, избегают случайных жертв. Чтобы так, внаглую, типа собьем на дороге человека, чтобы понаблюдать за поведением испытуемой, – это странно. Возможно, они торопятся. Хотят поскорее завершить экспериментальную часть и начать как-то иначе подростков использовать. Да, не вовремя я скопытился…
– И что бы вы предприняли в такой ситуации? – спросил Антон, сильно подаваясь вперед. Стул под ним жалобно затрещал.
– Еще раз и очень тщательно все бы взвесил. Трезво оценил бы ситуацию и определил бы для себя: если сохраню жизнь первенцам, то не подставлю ли под угрозу жизни десятков, сотен, тысяч других невинных? И, каков бы ни оказался ответ, скрепил бы сердце свое и начал действовать. Без колебаний, без отговорок, словно вся ответственность мира на мне лежит. Потому что в любой из последующих дней – может, уже завтра, – они, первенцы, могут оказаться для нас недоступны.
Тут больной как-то неловко завозился под покрывалом, мелко задышал и прикрыл глаза.
– Что с вами? – перепугался Кинебомба.
– Да боль эта, чтоб ее, – сквозь побелевшие губы выдавил Давид. – Странная она штука. Когда отступает, кажется, ерунда! Следующий приступ шапками закидаешь. Перетерпишь, ничем себя не выдашь, у сестры не станешь новую дозу требовать. А приходит, и ты словно не ты больше…
– Так я позову кого-нибудь, – начал привставать со стула Антон.
– Нет уж, погоди. Пару минут я все же продержусь, не совсем слабак. Другое сейчас важнее: что-то грядет. Я это всем нутром чую. Время экспериментов проходит, первенцев начнут использовать. Кто и как, неясно, но мало никому не покажется. А вот кульминацию-то я как раз и пропущу.
Кинебомба подавленно молчал.
– Мне нужен преемник, – твердым и сильным голосом проговорил Давид. – Иначе напрасны были все эти годы труда, потерь, опасностей. Мы ничего не сумеем сделать. Согласен ты вместо меня возглавить «Комитет»?
Антон не стал изображать изумление – и прежде догадывался, к чему дело идет, – но решения еще не принял, потому ответил:
– Давид, надеюсь, вы слишком торопитесь. Во всех смыслах. И с первенцами не так все плохо, и вы еще вернетесь к работе…
Звучный смешок со стороны кровати.
– И потом, как вы можете предлагать такое мне, новичку? У вас сильная организация, есть другие, более подготовленные.
– Другие? – широко ухмыльнулся Давид, блеснул великолепными зубами. – Вот именно, друг, что они – другие. Они – нормальные люди, имеющие семьи, увлечения – словом, свою хорошую жизнь. Они верны «Комитету», потому что сознают: последствия могут коснуться их детей, внуков, и нельзя оставаться в стороне. Есть фанатики, те, кто уже кого-то потерял или никого и не имел. Но им только дай волю – дел наворотят. А мне нужна золотая середина. Таков был Гриша, я, ты. Трое. Из этой тройки двоих уже, считай, нет в природе. Из кого же мне выбирать? Ты много лет наблюдал за ребятами, все о них знаешь. Привязан по-человечески к ним, но не ослеплен. Связями и средствами «Комитета» сумеешь распорядиться правильно. Власть любишь. Так что?
– Не думаю, что люблю власть, – открестился Кинебомба.
– Да ты просто ее еще не пробовал!
– Не знаю. Ребята мне доверяют.
– А ты пока ничем их доверие не предаешь. И может, – как знать – найдешь способ их выручить. Ну?
– Мне нужно время.
– Нет у нас времени, – устало проговорил мужчина. – Вон оно, мое время, из капельницы капля за каплей вытекает. Мне ответ нужен: да или нет. Да или нет?
– Да, – сказал Антон. – Да.
Маго закончил свой рассказ и обвел друзей вопросительным взглядом: было чувство, что все четверо разом лишились дара речи.
– Эй, я все сказал. Что думаете?
Первой подала голос Злата:
– Думаю, что больше всего на свете мне хочется объявить тебя, Маго, фантазером или даже врунишкой, но у меня нет для этого ни малейшего повода.
Таня и Вика сидели бледные до синевы, крепко сцепившись руками. Платон прикрыл глаза, как всегда, когда что-то тщательно обдумывал. Тем не менее он сразу встрепенулся и уточнил:
– Скажи, на этот раз ты точно все нам рассказал?
– Эй, я и обидеться могу! – заволновался Угушев. – Зачем мне что-то скрывать, когда такие гадские дела творятся?!
– Действительно, зачем? Но тогда почему про твоего брата-близнеца мы только сейчас услышали, а?
– Не, вон Танька знала! – с лету отбил обвинение Маго, и Милич стыдливо порозовела. – А вам я не говорил, потому что хотел сам с ним сначала познакомиться, разузнать, что да как. Вы бы разве позволили?
– Знает кошка, чье мясо съела, – хмыкнула Злата.