Здание бывшей еврейской типографии во Львове
Типография Вейнбаума на Корочанской улице в Белгороде. 1890-е гг.
9. Евреи и служба в армии
Тема военной службы в годы существования черты оседлости интересна по целому ряду причин. Во-первых, служба сама по себе была одной из важных сторон жизни евреев в Российской империи. Во-вторых, на ее примере можно весьма наглядно проследить смену периодов в их истории и те изменения, которые происходили в отношении власти к евреям. Наконец, эта тема служит еще и предметом спора, уже более двухсот лет ведущегося, очно или заочно, между самими евреями и той частью общества, которая относится к ним, скажем так, с неприязнью. Суть дискуссии, вне контекста которой практически невозможно рассматривать ни один из аспектов истории евреев в России, проста и сводится к дилемме: являются они для нее благом или злом?
Рассуждения о роли в экономическом росте, о вкладе в культуру и тем более об уровне развития того или иного народа часто зависят от субъективной точки зрения оппонентов. Ведь смог, например, идеолог и практик Холокоста убедить немцев в том, что евреи – неполноценная нация. И это в то время, когда по улицам Берлина ходил Альберт Эйнштейн – один из величайших гениев в истории человечества. Служба в армии, напротив, представляет собой объективный аргумент, потому что дает ответ на едва ли не самый чувствительный для коллективной психологии населения любой страны вопрос: являются ли те или иные группы ее жителей в полном смысле слова гражданами, патриотами? Готовы ли они ее защищать? В большинстве случаев ответ «нет» перечеркивает любые другие качества и заслуги.
Как же отвечали на этот вопрос евреи Российской империи?
Екатерина II, в правление которой началась российская страница судьбы еврейского народа, регулировала военную политику в отношении евреев лишь косвенно, не придавая ей отдельного значения. Последние законодательные акты по еврейскому вопросу, принятые при Екатерине II, касались армейской службы: 7 сентября 1794 года еврейских купцов приравняли к купцам-христианам – те были освобождены от натуральной воинской повинности и платили вместо нее 500 рублей за каждого рекрута; вскоре такую денежную компенсацию призыва распространили и на евреев-мещан.
Наследовавший императрице сын Павел I, подобно матушке, отдельно вопросами службы евреев не занимался (или не успел этого сделать за свое короткое правление), а внук Александр I вовсе не реагировал на записки своих советников о желательности распространения воинской повинности на инородцев. Зато Николай I взялся за этот вопрос сразу после восшествия на престол и уже в первый год правления поручил своим чиновникам разработать соответствующие законодательные акты. Известно, что пока эта работа велась, евреи различных регионов Черты предпринимали всевозможные усилия, чтобы предотвратить принятие указа или по крайней мере смягчить его характер. А появился указ летом 1827 года и назывался «Об обращении евреев к отправлению рекрутской повинности в натуре, с отменою денежного с них сбора, вместо отправления оной положенного».
По поводу смысла и главного мотива указа, принятого 190 лет назад, среди историков существует полемика. Одни придерживаются традиционной точки зрения: задачей нового правительственного курса была политика аккультурации[62] еврейского населения путем его христианизации, и служба в армии стала надежным насильственным механизмом этой политики. Главными ее характеристиками для апологетов такой точки зрения являлись психологическое насилие и репрессивный характер. Другие историки обращают внимание на то, что распространение рекрутской повинности на евреев в значительной степени уравнивало их с другими группами населения: избежать воинской службы во времена Николая I уже не могли и до того свободные от нее пахотные казаки, и крестьяне-однодворцы, и не имевшие официального сана священники.
Склоняясь больше к мнению первой группы историков, мы предпочли бы взять слово «уравнивало» в кавычки, имея в виду, что подлинного уравнивания, конечно, не произошло. Если бы воинская повинность действительно стала одним из шагов к последующему упразднению узкоконфессиональных ограничений, к отмене наложенных исключительно на евреев тягот и ограничений – возможно, и вся последующая история российского еврейства пошла бы другим путем.
Упомянутые споры, впрочем, по большей части касаются профессиональных историков. В национальной же памяти сложился образ достаточно однозначный: введение рекрутской повинности стало трагической, черной страницей в судьбе евреев Российской империи. И отдельные счастливые истории о бравых солдатах, с честью выполнивших свой долг перед страной и императором, не снимают с царского режима обвинений в том, что суть новой политики была все же репрессивной. Это нашло отражение в большинстве воспоминаний о жизни еврейских общин, на которые была возложена миссия по набору рекрутов.