Чертог Белой Ночи

Макс схватил ее за гриву, заламывая руки за спиной. Через мгновение стало понятно, что просто прыгнуть с ней не получится. К тому же он потерял много времени, и окно должно было скоро закрыться. Веда отчаянно пыталась вырваться, извиваясь, как кобра, в лиловых потоках магии. Она явно провела весь день, набираясь сил перед длинной ночью. Ему ничего не оставалось, как дать ей утащить себя вместе с ней, рассчитывая, что перемещение ее ослабит.

Неосторожный прыжок повалил их на асфальт прямо посреди улицы, неподалеку от прохода на базар. С громким сигналом таксист вильнул, объезжая их. Расталкивая людей, Веда бросилась бежать к проходу. Макс рванул следом. По ту сторону ее ноги обхватили светящиеся потоки магии, заставляя двигаться с чудовищной скоростью. Яркая копна волос мелькала в узких переулках, скрываясь за каждым новым поворотом. Макс не отставал. Срезав через кабак, он выпрыгнул на мощеную улицу и повалил ее на тесаные камни. Она тут же скинула его с себя валом фиолетовой энергии и снова прыгнула, растворяясь в столпе собственной магии.

Ее сила больше не оставляла сомнений. Все попытки поймать ее будут встречать сопротивление сильного противника. Макс успел пожалеть, что не подумал дважды и сунулся на «Территорию», не отдохнув как следует. Все могло закончиться сегодня раз и навсегда. «Значит, чтобы поймать ее, у тебя будет только одна попытка?» – крутилось в голове.

Макс сорвал с шеи нерабочую цепь со сбитым звеном и бросил на тротуар.

Глава 18. Рейн

В заключении время для него остановилось, и он застыл вместе с ним. За пределами капсулы пейзажи сменялись по кругу. Рваными ранами в черном небе день приходил навстречу ночи. Неделя за неделей все повторялось.

Он много читал, и это помогало. Тренировался, рисовал, слушал музыку – это тоже помогало. Когда становилось совсем тяжело, он мог подолгу сидеть неподвижно, прогоняя прочь навязчиво всплывающие мысли. Со временем он научился пропускать их громкий поток мимо себя, погружаясь в состояние отрешенности. В конце концов Рейн взрастил в себе чувство, которое спасало его сильнее всего в заключении, – он запретил себе желать что-либо, кроме того, что имел. А потом все рухнуло: появилась та девчонка и разрушила покой, которого он так долго пытался достичь, превратив последние месяцы его одинокого заточения в самые трудные за все время.

При этой случайной встрече ему пришлось проявить нечеловеческое самообладание, но дело было не в примитивных потребностях. Не только в них. Хуже оказалось то, что она была живым осколком мира, который он любил, частью жизни, которую желал сильнее всего и которую у него отняли. Один ее простой вопрос о том, почему он оказался в тюрьме, заставил его ощутить, как беспощадно пронеслось время. Время, которое для него остановилось, на самом деле просто прошло мимо, утащив за собой пять лет из его жизни. Тогда он всматривался в даль, и, пока красные лучи солнца поднимались над горизонтом, ярость и гнев овладевали им, разливаясь как дурманящий яд по всему телу.

С того момента, как он снова остался один, было тяжелее всего. Чтобы справиться с собой, он и тренировался, пока не падал без сил, и проваливался в сон.

Как в бреду Рейн очнулся в тот день, который стал последним отрезком в длинной веренице царапин на темном полу. Сейчас дом стоял на пустынном вулканическом пляже, в точности похожем на выжженную равнину внутри него. Серая вода понемногу выталкивала на берег голубоватые куски льда и скользила обратно, чтобы снова приняться за дело. Грубые и кривые глыбы бездушно сверкали в свете северного солнца.

Рейн пытался ни о чем не думать, а в груди метался зверь. За спиной раздался звук шагов, заставивший его обернуться. Облаченный в свой клоунский наряд, за ним явился брат, что могло означать только одно: надзирающим хранителем назначили именно его. На черном мундире красовались две орлиные головы и вторая пара крыльев, а в медно-каштановых волосах пробилась первая седина. В свои двадцать шесть он выглядел на тридцать.

С приходом Макса капсула перестала вытягивать магию. Приятное чувство собирающейся силы начало насыщать голову и тело.

– Успел собраться, – заметил брат, увидев стопку книг и несколько завернутых в бумагу картин.

– Встал пораньше, – быстро ответил Рейн, но поддерживать натянутую непринужденность завязывающегося разговора не собирался. – Неужели во всей Цитадели не нашлось хотя бы еще одного свободного хранителя? Обязательно дать именно того, кто будет меня раздражать? Или ты решил лично заняться моим перевоспитанием?

Макс бросил на пол спортивную сумку с личными вещами брата, которые тот сдал перед заключением, и сдержанно ответил:

– Перевоспитание? Это слишком смелые надежды.

– Тогда назначь мне другого надзирателя.