Чертополох и терн. Возрождение веры

Светский гуманизм кватроченто сочетал христианскую веру и языческую философию, создавал очаровательные образы гуманистов, озабоченных проблемой мировой души, притом что идея республики (если таковая была воспринята от римской истории) уже похоронена, а сострадание к малым сим (если таковое было вычитано в Завете) давно забыто. Действительность синьорий и маркизатов иная, требует нового языка, однако «новый сладостный стиль», сложившийся в XIII в. и являющийся уже изрядно старым к XVI в., по-прежнему представляет художественный идеал. Проблема адекватного эпохе языка пребудет всегда: в XX в. Маяковский в сходной ситуации сказал «улица корчится безъязыкая, ей нечем кричать и разговаривать». Спустя сто пятьдесят лет после «Donna me prego» Гвидо Кавальканти и «Vita Nuova» Данте неаполитанец Якопо Саннадзаро пишет «Аркадию», поэму, написанную в манере «Новой жизни», отсылающую за расшифровками к «Новому сладостному стилю». Значение поэмы признано всеми, Саннадзаро создает новый язык, расширяющий достижения даже Данте; Саннадзаро ищет необходимый синтез латыни и вульгаро; при этом идеал Саннадзаро – тот эстетический катарсис, коим венчается поэма, – остается внутри эстетики сладостного стиля. Аркадия – таинственная область Греции, вот что примирит все противоречия, вот где измученная противоречиями душа найдет долгожданную гармонию. И Вергилий, и Овидий отдали дань Аркадии, и Боккаччо в «Амето» описал пастушеский рай, и Боттичелли расположил на отдыхе Марса и Венеру именно в «Аркадии», и за многие века церковь ни разу не прилагала усилий к тому, чтобы оспорить этот культ, никак не соприкасающийся с официальным католичеством.

Аркадия – идеал, и значение Саннадзаро в том, что он мягко сумел ответить на важнейший вопрос: а что будет потом? После Савонаролы, Карла VIII, Борджиа, Малатесты, междоусобиц. Неудивительно, что бесчисленные живописцы, наподобие Франческо Коста, пишут свои пасторали под влиянием Аркадии; этими закатными пасторалями утешает себя уходящий Ренессанс. Поразительно, что даже герой Дон Кихот подпадает под обаяние этого идеала.

Дон Кихот, описывая Санчо Пансе, что есть идеал, фактически цитирует поэму Саннадзаро. «Слушай, Санчо. Мне пришла в голову счастливая мысль. Сделаемся на время нашего искуса мирными пастухами и возродим здесь нравы древней Аркадии. Я куплю несколько овец и все необходимое для пастушеской жизни, назовусь пастухом Кихотисом, а ты пастухом Пансино; мы будем бродить по горам, лесам и лугам, распевая песни и вздыхая о наших возлюбленных».

Широко образованный Сервантес в этой скрытой цитате из Саннадзаро, как и Рабле в пасторальном идеале Телемской обители, обращаются к тому, о чем писал неаполитанец, смягчивший жестокое время фантазией. Сколь бы далеко от «нового сладостного стиля» события ни уводили, но благостный дискурс, обязанный Амору своей интонацией, определяет эстетику Возрождения.

И лишь Микеланджело благостного финала и светлого катарсиса не обещает.

Если спросить его, а что же будет после сегодняшних мучений, он ответит: ничего иного не будет, только новые мучения. А как же процесс становления и самопознания, когда этот процесс закончится, то что же наступит потом, знаменуя просветление? Он отвечает: процесс становления никогда не закончится. Значит, человек никогда в полной мере не станет человеком, а Бог в полной мере не станет Богом. Нет, не станет. И что же будет после Страшного суда? Он ответит на это: Страшный суд не закончится никогда, Страшный суд длится вечно.

По аналогии с «новым сладостным стилем» то, что провозгласил Микеланджело, следовало бы назвать terribile stil nuovo.

Микеланджело никогда не улыбается, умиротворенная улыбка не озаряет лиц его героев. Винкельман и Буркхард писали о том, что мастер выделяется из прочих художников Ренессанса пессимизмом и мрачностью. Terribile stil nuovo, как представляется, является вполне осознанно внедренным Микеланджело стилем.

Свою трактовку «гуманизма» Микеланджело высказал во фресках потолка капеллы. Согласно Микеланджело, Бог познает себя через человека – в этом состоит гуманизм Бога; а человек познает себя, осуществляя проект Бога, через труд – в этом строительстве божественность человека. Гуманизм Бога и божественность человека образуют то, что одному Микеланджело в риторике тех лет присуще определение того, что есть «гуманизм».