— Да он! — запальчиво воскликнул шеф. — Все сходится… Сколько можно переливать из пустого в порожнее?!
— А если Костя с ним не справится? Если мы опоздаем? Какие-то секунды — и конец!
— Он меня убивать не будет. Кто я для него? Участник игры! Особый! Главный зритель к тому же… — Наконец-то определил собственную роль…
— Он с тобой по-особому и разберется! — мрачно пошутил Сысоев.
— Не сразу, — возразил шеф с подкупающим оптимизмом. — Сперва побежит снимать скальп с последнего из могикан.
При упоминании о скальпе я непроизвольно коснулся своей шевелюры и поежился.
— Возможностей ухлопать Костю парень имел сколько угодно, — развил мысль Никодимыч. — Взять хотя бы стройку, куда он его заманил после нападения на журналиста… Что мешало добить потерявшего сознание?
— Но в Соломбале Робин Гуд явно караулил нашего друга — спасла случайность, — не сдавался сыщик.
— Попугать и обострить игру — вот в чем смысл! — настаивал шеф.
— Хорошо! Предположим, Косте удастся выкарабкаться и «завести» убийцу. Где гарантия, что тот помчится в нужное нам место с луком или еще какой другой средневековой хреновиной?
— Представь соревнования по биатлону. Важно не просто показать лучшее время, катя к финишу, но и поразить все без исключения мишени. Пропустить одну — штрафной круг, а стрелка часов бежит… Костя — зритель на конце дистанции. Однако спортсменом допущен промах: надо вернуться на огневой рубеж — иного не дано!
Чертовски образно рассуждал Никодимыч — я им сейчас гордился! На майора пример также произвел впечатление. Скала дрогнула и зашаталась.
— Что прикажете доложить начальству? — спросил он.
— Получил оперативную информацию, устроил засаду и поймал птичку — всего и делов! — бойко подсказал я.
— Дело-ов! — передразнил Сысоев. — Вырвется птичка из силков и тебя же и клюнет…
— Прорвемся, Митрич, — не боись! — весело хлопнул его по плечу шеф. — Я лично берусь подслушивать под дверью.
Уточнение доконало сыщика и даже вызвало улыбку. Вот она — сила авторитета!
Я старался не загадывать, заранее не оттачивая вопросы, и не планировал свои возможные действия в зависимости от вероятных поворотов нашей встречи. Заниматься этим перед общением с душевнобольным — зря тратить время и нервы. Лишь одно помнил твердо: конечную цель. В остальном же полагался на опыт, интуицию и везение.
На подготовку мы затратили несколько часов. Но собранные сведения ничего не добавили к сложившемуся портрету. Тем не менее я знал о Николае все-таки больше, чем он обо мне. И элемент внезапности — не последнее дело.
Вечер выдался прекрасный — не в пример мрачной погоде, сопутствующей развязке большинства детективных романов. На чистом небе зажигались первые звезды, ветерок разгонял остатки полуденной жары, девушки в легких платьях степенно прогуливались по улицам парами с тайной надеждой повстречать двух или хотя бы одного принца.
Оружие, если газовый «люгер» можно назвать таковым, я не взял. Палить из него в помещении — значит самому поймать кайф от «СиэС».
Заводское общежитие делилось пополам на «семейников» и «холостяков». В левом крыле стояла тишина — время ужина. Зато в правом жизнь била ключом: гогот, пьяные песни, визг гостящих подружек — здоровый быт родимой молодежи.
Лифт не работал. Пока поднимался на восьмой этаж лестницей, дважды получал приглашение «вмазать» и однажды подвергся атаке растрепанного существа непонятного пола. Испытания выдержал с честью.
Он открыл дверь, ничем не выдав удивления. На волевом загорелом лице не дрогнула ни одна жилка. Синие глаза выражали безразличие к мирской суете.
«Симпатичный — беда для баб», — подумал я.
— Проходите…
Вежливо и корректно.
Кровать, тумбочка, стул и стол — всё.
Я отвлек его от ужина: на столе — бутылка молока, колбаса и батон.
— Садитесь…
Стул или кровать?
Определиться не успел. Он сам выбрал стул и спокойно продолжил трапезу, демонстрируя мне спину. Тельняшка подчеркивала рельеф развитой мускулатуры.
— Ты проиграл, Николай, — сообщил я, оставшись стоять.
— Кто сказал? — Он прожевал бутерброд, отпил молока и возразил: — Я выбил главные фигуры.
— Уверен, что все?
Парень недобро усмехнулся.
— Я вас не совсем понимаю.
— Попробую объяснить…
Кровать скрипнула под моей тяжестью. Теперь я видел его профиль.
— Наверное, ты любил отца…
— Он был настоящим мужиком. Мы понимали друг друга. С первого дня, как познакомились в детдоме.
— Алик рассказывал о своей судьбе?
— Кое-что… Воспоминания его тяготили — я не лез…
— Почему он забрал тебя спустя полгода?
— Дела… Но отец сдержал обещание вернуться за мной. И мы побратались кровью. Настоящим кинжалом рассекли ладони…
— Алик сам его изготовил? — прервал я.
— Да, в подарок — я попросил.
— С красным стеклом в рукоятке?
Коля промолчал.
— А второй — с голубым?
— Какой еще второй?
Удивление искреннее…
Я достал из кармана вырезку из газеты, позаимствованную сегодня днем у отца Ларисы Хохловой.
Парень пробежал глазами заметку. Прикушенная губа — единственный признак того, что новость его задела.
— А ты говоришь — дела.
— Значит, было за что! — упрямо буркнул Коля.