— Слушай, придурок, — обратился я к нему, чуток запыхавшись. — Все равно ты проиграл! Ты, дружок, прозевал третью фигуру на доске. В шахматы умеешь?
— Э-э-х, — кряхтел он, стараясь сбросить меня.
— Твоему папаше школьные друзья поставили детский мат, а он делается тремя фигурами. Слона и ферзя ты слопал, но осталась пешка.
Казалось, он вот-вот взорвется от натуги.
Наступил ключевой этап борьбы в партере. Мне полагалось ослабить хватку и непроизвольно выпустить жертву, что я и сделал со словами:
— О Роме Перевертышеве слышал?
Коля безусловно о фотографе знал, изучая окружение кандидатов в покойники. Что и подтвердил прямо-таки нечеловеческим рывком из-под всадника. Подыграть-то я подыграл, да не ожидал подобной прыти и отлетел к стене, чувствительно треснувшись затылком.
Мы поменялись ролями с той лишь разницей, что свою лошадку я не душил.
— Где он? — хрипел Коля, сжимая пальцы.
— До… ма… — прохрипел я, мысленно прощаясь с жизнью.
Внезапно дышать стало легче.
— Нет, я тебя не кончу, — сказал парнишка, тяжело дыша.
А уж я-то как задышал!
— Правильно…
— Ты… Без тебя… не интересно…
— Конечно…
— Я мог «закатать» тебя еще в Архангельске!
— Верю.
— Сначала — фотограф.
— Но…
Возразить я не успел, схлопотав оплеуху, от которой перед глазами засияли звездочки фейерверка… Красивое зрелище прекратилось, но последствия повлекло обескураживающие: запястья привязаны к щиколоткам за спиной — фирменная милицейская «ласточка». Надо ли говорить, что Николая и след простыл.
В моей голове, словно птица в клетке, бился один единственный вопрос: почему Таня мне ничего не сказала? И я понял, что ответа на него уже никогда не узнаю…
Часы в агентстве «Мистер Холмс» пробили полночь. Вообще говоря, настенные с маятником у нас отсутствовали. Тем не менее, когда стрелки обыкновенного будильника сошлись к цифре «12», Сысоев — так совпало — от души треснул кулаком по столу, на котором будильник стоял. Сработал механизм, включающий зуммер звонка. Словом, в некотором роде — пробили.
К тому моменту майор бушевал уже целых четверть часа, начав выкрикивать всякие нехорошие слова в наш с Никодимычем адрес прямо с порога конторы.
Присутствие Гели сдерживало в выражениях, и сыщик компенсировал вынужденные ограничения в лексике максимальным повышением выходной мощности глотки.
— Кретины! — орал он. — Втянули меня в дерь… в авантюру! Ведь чувствовал же… Ведь не хотел! А все вы с вашими подходцами! Шарлатаны!
— Замолчи! — рявкнул шеф, потерявший терпение первым.
Он вытряхнул из пачки последнюю сигарету и с остервенением закусил фильтр.
Получив отпор, Сысоев от неожиданности поперхнулся и сел на стул. Через минуту он пришел в себя, успокоился и мрачно уставился в одну точку.
— Ничего страшного не произошло, — голосом Кашпировского произнес Никодимыч.
Мой начальник безусловно прав. Из предыдущего потока, которым облил нас майор, заехавший «на огонек» прямо с квартиры Перевертышева, более-менее выяснилась картина случившегося там.
Николай вылетел из общежития и помчался к Роману под контролем службы наружного наблюдения. В то же самое время, кстати, Никодимыч освобождал меня от пут и ставил на ноги в полном смысле слова.
По дороге к цели Робин Гуд заскочил на «замороженную» стройку — ох, уж эти стройки! — и вооружился заточенным железным прутком. Чуть позже опера обнаружили там в подвале и лук со стрелами.
Парень до того обезумел, что бежал по улицам с прутком-пикой, не скрываясь — едва не нарвался на милицейский патруль и не сорвал операцию.
Взлетев по лестнице, он без паузы на подготовку вышиб дверь квартиры Романа и ворвался внутрь. Находившиеся в засаде оперативники слегка опешили, не ожидая такой лихой атаки. Хорошо еще, что хозяин успел шмыгнуть в туалет и запереться.
Воспрянувшие духом ребята накинулись на гостя. Тот сопротивлялся отчаянно, сумел подранить одного из сотрудников и проскочить на балкон. Здесь Николай пытался повторить архангельский трюк: соскочить на балкон этажом ниже. Но что-то не получилось… Он сорвался и рухнул с высоты пятого этажа на тротуар, сломав при падении шею.
С точки зрения Сысоева — лица должностного и при исполнении — полный провал: преступник не взят живым, пострадал подчиненный, шум на всю округу…
Мы же обязательства перед супругой Слепцова выполнили: убийца найден и наказан — не законом, так судьбой. К тому же, дойди дело до суда, неизвестно, чем бы оно кончилось: признала б медицина Колю психом — о заслуженной «вышке» забудь. Я все-таки приверженец древнего принципа: кровь за кровь!
Никодимыч разделял это мнение. Но в состояние полного восторга нас привело высказывание молчавшей до сих пор Гели:
— Глупо сучить ногами над пропастью, если оборван страховочный фал!
Каково, а? И где она вычитала столь блестящее выражение? Мрачновато, но — в точку!
— Устами младенца… — ухмыльнулся Никодимыч и развел руками.
— И ты туда же, — укорил девушку майор, обиженно прикусив губу.
— Вы здорово упали в моих глазах, товарищ начальник! — в тон ему сообщила Геля.
Вновь перешла на «вы» — ура! Бальзам на мою душевную рану.
Сысоев встал и с обидой брякнул:
— Да ну вас…