Федин вскочил и пробрался между завалами мебели к книжным полкам, сформированным в высокий — под потолок — стеллаж.
Минут десять я сгорал от любопытства, нетерпения и надежды, но окончательно сгореть не успел, так как в руках Николая Адольфовича возникла тонкая папочка, перевязанная бечевкой.
Аккуратно развязав узел, Федин вынул стопочку разнокалиберных листков, исписанных стремительным и неразборчивым почерком.
— Посмотрим… Жизнь — удивительная штука: подружка Степанова работала официанткой в ресторане — была на хорошем счету… В те годы требовали давать в газету материалы о передовиках — простых, так сказать, тружениках. Альберт в разговоре со мной упоминал, что про жену — так и говорил: «жена»! — писали в газете… Я тогда подумал: в начале семидесятых работал в секторе городского хозяйства — не моя ли заметка была? Степанов подпись не запомнил, а дома я перепроверил — точно! Вырезка лежала в папке за семьдесят первый год — там и оставил… Приобщать к черновикам очерка не захотел — чего имя женщины марать!
Журналист выудил квадратик пожелтевшей бумаги и пробежал текст глазами.
— Есть! Масленникова Ольга.
— Отчество?
— Чего нет — того нет…
Попробуй-ка найди по мизерным данным! Сколько времени утекло. Фамилию, например, сменила — шансы, практически, нулевые.
— А жили они в Соломбале.
— Где?
— Район у нас рабочий.
Тем более — иголка в стоге сена.
— Перейдем к более ближнему периоду, — сдался я.
— Мне кажется, — начал Федин, — предательство Ольги — в понимании Степанова — окончательно озлобило Алика против женского племени и воплотилось в ненависть конкретно к Хохловой — первоисточнику. Лариса казалась Степанову виновницей его исковерканной жизни… — Николай Адольфович внезапно замолчал.
— Говорите же! — поторопил я.
— Неудобно о мертвых отзываться в негативном свете… В общем, Альберт горячо убеждал меня, будто бы в школьном эксцессе виноват не он один. Якобы Лариса своим поведением — ну, знаете: намеки, взгляды, улыбочки — сама дразнила его, мороча голову и разжигая страсть.
— Многие женщины склонны к флирту.
— Взрослые мужики это понимают, — согласился Федин. — А семнадцатилетний пацан?
Его правда — отрицать бесполезно.
— Степановым руководила идея мести, — продолжал журналист. — Особенно — после поездки домой в ваш город.
— Когда?
— Если не ошибаюсь, то в начале восемьдесят третьего…
Недобрые предчувствия овладели мной.
— И что же?
— Кто-то из школьных товарищей подлил масла в огонь: ты, мол, загибаешься по лагерям, а виновница купается как сыр в масле на полковничьих харчах!
— Полковничьих?!
— Преувеличение, естественно… Но тот же человек подсказал Алику, где искать следы Хохловой.
— Кто? — я вцепился пальцами в покрывало дивана.
— Не открылся мне Степанов… И указали-то ему весьма приблизительно: поселок в районе Архангельска, ракетная часть. Алик еще долго искал, переезжая из одного населенного пункта в другой, где имелись военные городки или точки.
Николай Адольфович вновь покопался на полках, достал другую папку и протянул газету, виденную мною ранее у отца Хохловой.
— По заметке на вас и вышел, — сказал я. — Известно что-нибудь еще? Где и у кого Степанов жил перед убийством?
— У случайных женщин… Ни у кого долго не задерживался.
— Отчего же?
— Грубо относился к подружкам — у тех терпения не хватало — выгоняли.
— Ясно. И на суде его признали вменяемым?
Федин криво усмехнулся.
— Целая проблема, Костя… Критерием послужил общественный резонанс, а не медицинские показания… С моей точки зрения, у Альберта присутствовали явные отклонения в психике.
— Кинжал он сам изготовил?
— Сам. Пригодились навыки, полученные в зоне.
Я обдумывал услышанное.
Неужели зверюга жив, и Замятина со Слепцовым убил он?! Кто следующий? Перевертышев? Так сбежал фотограф от греха или не успел, настигнутый стрелой сумасшедшего?..
От волнения разболелась голова.
Федин сделал все, чтобы помочь мне пробиться к истине. И не его вина в результате с отрицательной полярностью — путаницы прибавилось.
Николай Адольфович без колебаний отдал мне заметку про Масленникову Ольгу с плохонькой фотографией на рабочем месте. Поделился и парой стандартных снимков бритоголового Алика — тюремный вариант десятилетней давности. Он также любезно согласился снова увидеться, если возникнет необходимость, и повспоминать на досуге — чем черт не шутит?
Перед уходом я записал номер телефона Федина и оставил свои: в гостинице и агентстве — на перспективу.
Поздний вечер, а светло — время белых ночей. Странно — спать совсем не хочется. К здешнему климату надо привыкнуть.
Присел на лавочку у подъезда — привести мысли в порядок. Первое: срочно передать домой информацию и фотографии Алика. Хотя и десятилетней давности, но на безрыбье и рак рыба. Передать пока не поздно… Как? Устные сведения — есть телефон. Для фотографий же требуется факс. Где взять в чужом городе? В местной милиции? Такая волокита предстоит для получения разрешения — зубы заранее от тоски ноют…