Чертова дюжина грехов

Когда же этот улыбчивый парень придет, чтобы рассказать мне продолжение? Нет, поверить не могу, что все это она могла сделать ради золотой пластины – но, как ни крути, на ее совести все-таки две смерти… И тут же подумала, а не зря ли я так просто отпустила ее с миром? Заслуживает ли она этого? Может, стоило поднять на ноги милицию аэропорта?

Да, наверное, они поэтому меня с собой и не взяли. Тут оставили. Я покачала головой. И почему все же им понадобилось разыгрывать ее смерть? Что случилось? Испугалась, значит?

Я вспомнила тот ледяной тон, которым она обдала меня сначала, а потом ее грустные глаза и усталую улыбку, и мне вновь стало ее жаль, чисто по-женски. Она ведь и не любила никого. Может, только в самом начале своего араба. Но вот долго ли? Не пыталась ли она заполнить лакуну в своей душе этими поисками реликвии? Не поэтому ли гонялась за ней?

Да, отвечала я самой себе, именно поэтому. Потому что ее жизнь была пуста, а потом появился человек, который смог растопить всю эту глыбу льда – и что же она? А она бросила свою реликвию, завещала ее какому-то дядьке в Америке. Надо полагать, тому самому, что и рассказал ей о ней.

Что же получается? А то, что в очередной раз любовь победила и превратила монстра в милую красавицу. Я усмехнулась, но по-доброму. Должно быть, стоило ее все же отпустить, она заслужила свой шанс, этот парень сможет сделать ее счастливой.

А вот пришел и он сам.

Эд сел в машину рядом со мной. Его лицо было бледным и расстроенным, похоже, он был опечален разлукой.

– Ты прочитала? – спросил он.

– Да, – я не хотела его торопить.

– И что?

– Что? Это мне надо спрашивать у тебя. Ты знал обо всем?

– Да, знал. Не сразу, конечно, позже. Сначала даже не догадывался.

– Для тебя это был шок?

– Еще бы, – он хмыкнул. – Я даже думал, что убью ее.

– Как у Честертона? – не без лукавства спросила я.

– Нет, не так. Про Честертона я вспомнил только здесь. А тогда… Я не смог ничего сделать, потому что уже сильно любил и понимал, что вряд ли смогу без нее прожить. Привык слишком.

– Расскажи, – попросила я. – Только свет выключи. А где Костя?

– Они с Митькой в баре сидят. – Эд нагнулся вперед и щелкнул выключателем.

Салон снова погрузился в полумрак. Я села поудобнее и приготовилась слушать.

– С чего начать?

– С самого начала.

– С самого начала ты знаешь, – откликнулся он. – Я тебе рассказывал.

– Тогда начни с того места, когда ты обо всем узнал.

– Ну, хорошо, – вздохнул он. – Когда я все узнал…

* * *

– Когда я все узнал, то уже проработал у нее около года. Да нет, больше. Вышло совершенно случайно. А началось все с писем…

– То есть как? С каких писем? Так письма были? – Я удивилась несказанно, ведь мне казалось, что Марианна сама изобрела этого Жреца Смерти.

– Сколько вопросов, – покачал головой Эд. – Да, письма были, те самые письма, от «Жреца Смерти». Вот в этом-то все и дело, что они появились. Несколько месяцев назад мы получили первое письмо. Нет, до этого, конечно, была пара-тройка писем, их присылала сама Марианна, это была часть ее плана. Как она сама позже призналась, было бы подозрительно, если бы новой владелице пластины не присылали подобных писулек с угрозой. Письма – своего рода алиби для нее. А потом начались другие… – Эд немного помолчал. – Первое пришло несколько месяцев назад, и их отправителем была совсем не Марианна.

– А кто? – не выдержала я.

– Терпение, мадам, – мягко произнес Эд. – В том-то и дело, что мы очень долго не знали, кто. Марианна стала нервничать, это вовсе не входило в ее планы, она испугалась. Да и к этому времени мы уже успели достаточно хорошо узнать друг друга, она стала доверять мне, мы сблизились, и, конечно, ее тревога и страх не остались незамеченными. Марианна просила усилить охрану, она почти перестала выходить из дома, у нее даже случился припадок на нервной почве, и доктор сказал мне, что ее следует увезти, что может развиться паранойя. Она стала подозрительна, практически никому не доверяла, мне в том числе, и пристально следила за нами. То есть за мной, за своими охранниками, за Маккински. Словом, она всего боялась. Я стал уговаривать ее обратиться в полицию и рассказать о письмах, но она не желала ничего и слышать об этом, твердя, что это не поможет, что она сама виновата, что это расплата за ее собственные поступки. Тут я начал кое-что подозревать.

– Какие это могли быть поступки? – подсказала я.

– Именно так. Я стал думать, а почему она, прекрасно зная о письмах, об угрозах и о том, что случилось с прочими ее предшественниками, все-таки купила пластину? Купила и, я знал, очень дорожила ею. Почему она оставалась вполне спокойной и даже посмеивалась, когда пришли первые три письма, и так испугалась, когда пришло последнее? Если она знала, на что идет, то откуда вдруг этот страх, переходящий в навязчивую манию, в такую подозрительность? Она стала невыдержанной, и я всерьез опасался за ее душевное здоровье.

– Так, и о чем ты подумал в первую очередь?