При всем при том мою свободу он никак не ограничивал. Я вольна была идти куда угодно и делать что угодно. Поскольку машину я не водила, мне был выделен персональный шофер на синей «хонде». Представить его Олег не счел нужным, а спросить я постеснялась, поэтому этот хмурый парень кавказской наружности так и остался для меня просто «шофером». Он, как и домработница Ольга, смотрел сквозь меня и так же молча ехал туда, куда я просила. Чаще всего это был центр. Я полюбила без цели бродить по Невскому, от Адмиралтейства до Лавры, одинокая в толпе — и все же не одна. Хотя восхищенно-жадные взгляды, которых теперь стало больше на порядок, по-прежнему пугали, а не радовали.
Дома — если, конечно, можно было так сказать — я в основном сидела за компьютером или читала. Книг у Олега не было, но я попросила купить мне планшет и скачивала на него из интернета все, до чего могла дотянуться: классику, детективы, фантастику, триллеры. Обходила стороной только любовные романы, словно на самом слове «любовь» было табу — навсегда.
Все мои проблемы разрешились, как по волшебству. Разумеется, это волшебство называлось просто — деньги. Олег не зря первым делом спросил, вернется ли когда-нибудь некая Ангелина Коврова, паспорт которой он отобрал у Аглаи. Уж не знаю, какие он для себя сделал выводы, но через два дня я ехала в паспортный стол со справкой из частной клиники пластической хирургии.
Одуревшая от бесконечного людского потока паспортистка внимательно прочитала перечень моих якобы операций, посмотрела на старую фотографию, на меня и покачала головой:
— Страшно подумать, во сколько вам это обошлось.
Я вздрогнула, почему-то подумав о справке.
— Вас как будто заново слепили.
Я вздрогнула еще раз.
Сразу после получения нового паспорта я подписала доверенность на продажу квартиры. Олег поинтересовался, купить ли мне другую или положить деньги на счет. Я предпочла иметь поле для отступления, и очень скоро моя хрущоба-двушка превратилась в маленькую, но очень уютную однокомнатную квартирку в Коломягах. C полной обстановкой.
По правде говоря, я так и не поняла, зачем он все это делал. Ну, платья, украшения, салон красоты — это ясно, игрушка должна быть в полном порядке, чтобы все завидовали. Но его полное равнодушие ко мне во всем, кроме постели, никак не вязалось с усилиями, которые он вполне мог и не делать. Ну какая ему разница — есть у меня документы или квартира? Не знаю, может, он все-таки испытывал ко мне какие-то чувства, но патологически не умел или не хотел их демонстрировать иначе, чем материально?
Впрочем, эти вопросы начали занимать меня уже потом, а тогда мне абсолютно все было безразлично. Я хотела только одного — снова и снова испытывать прикосновения таинственных рук. Утром я принимала душ — и погружалась в тот самый водопад, который видела в зеркале. Выключая воду, начинала мечтать о вечере, о ванне, о погружении в бездонную морскую глубину. Мне нравилось это состояние полусна. «Она лежит в гробу хрустальном, и не жива, и не мертва», — шептала я неведомо откуда прилетевшую в голову строчку.
И вдруг рядом с коттеджным поселком прорвало трубу. Воду отключили — и холодную, и горячую. Вечером пришлось обходиться гигиеническими салфетками, но это было не страшно. А вот пелена равнодушия и бесчувствия начала без магической поддержки расползаться в клочья. И секс с Олегом впервые показался бесконечной кошмарной пыткой.
Наутро воды по-прежнему не было. Натолкнувшись на холодный взгляд Ольги, я бросила на стол недоеденный круассан, выбежала из кухни и закрылась в ванной. «Господи, что же я здесь делаю?» — крутилось в голове. Кое-как одевшись, я выскочила из дома и пошла куда глаза глядят.
День был пасмурный, накрапывал дождик, но я не замечала этого. Мне было так плохо, так мерзко, что хотелось умереть — немедленно, прямо на этом месте. В ушах звенело, волнами накатывала дурнота. Я прижалась лбом к чугунной ограде какого-то особняка и крепко зажмурилась.
Кто-то прошел мимо, близко-близко, кожу как будто тронуло дуновение ветерка. Да-да, я не услышала шаги, а почувствовала чье-то присутствие. Но когда открыла глаза, рядом никого не было. Только далеко впереди, за спинами прохожих — ослепительно-белый силуэт, похожий на огромную птицу.
«Баба Маша, можно мне еще пирожок?» — «Сначала расскажем стишок. Про ангела. Помнишь?» — «Помню, помню. Ангел мой…» — «Будь со мной…» — «Будь со мной, иди впереди, а я за тобой!».
Я почти бежала, но расстояние до белоснежной фигуры, такой странной на мокрой серой улице, не сокращалось. Люди шарахались от меня, кто-то выругался, но мне было все равно — лишь бы догнать его, все остальное неважно.