Чертова погремушка

— Может, и правда, поедем куда-нибудь? Мы все время будем с тобой. Костя ведь…

— Ты так ничего и не понял? — я подскочила, словно подо мной развернулась пружина. — Кит, для них обоих было спасением встретить друг друга. Любовь — вот их единственный шанс. Они им воспользовались. Но причем здесь я?

— А мне казалось…

— Что мы с тобой любим друг друга, да? Ты это имел в виду? Да, мы любим друг друга. Но это совсем не то. Нет, ты правда не понимаешь. Смотри, они оба, пусть по-разному, но хотели, всегда хотели, чтобы на них обращали внимание — чтобы их любили. Чтобы все вокруг, без исключения, их любили, и из этих всех нашелся кто-то один-единственный, самый-самый. И это всеобщее внимание они получили колдовской силой. Все ими восхищались, все их хотели, но… никто при этом не любил. Я же видела, Никита, он приводил своих девок ко мне. Все они были такие красивые, с такой жадностью на него смотрели. Не нравится мне слово «похоть», но это была именно она. И Косте это никакого счастья не принесло.

Надо думать, и с Линкой было то же самое. Это, мне кажется, была такая хитрая задачка без решения. Спасти может только любовь — но любви при заданных параметрах быть просто не может.

— Теперь понял, — кивнул Никита. — Их встреча — единственно возможная лазейка из ситуации, потому что они друг другу нравились еще прежними. Когда Линка была дикой, пугливой Коровой, а Костя — маленьким трусливым Ковбоем. Вот ведь рассмотрели они что-то друг в друге.

— Не так уж сильно люди меняются на самом деле, — я выдернула из подушки перышко и пощекотала им Никитино ухо. — В глубине души мы так и остаемся детьми. В общем, им действительно повезло. И даже при этом им было очень трудно. Ты заметил, Линка очень подробно рассказывала про свою жизнь до Кости и почти ничего не сказала о том, что было после их встречи? Наверняка ведь и ее ломало, не только его.

— Но ведь у нее не было «погремушки»?

— А руки в воде? Как ей было без них плохо! Наверняка, у него не одна игрушка в арсенале. Кому-то звенящий шарик, кому-то — другое. Пойми, Кит, они хотели внимания, а я…

— А ты, Белочка, хочешь удовлетворения своего тщеславия.

Я застыла с открытым ртом. Не могу сказать, что такие мысли не приходили мне в голову, но одно дело думать об этом самой и совсем иное — услышать от другого человека, пусть даже близкого.

— Наверно, ты прав, — мрачно сказала я, не глядя на Никиту. — Мне всегда было важно, что думают обо мне другие. Важнее, чем то, что о себе думала я сама. И вот поэтому мне, наверно, уже ничего не поможет.

— Если, конечно, ты не сделаешь вдруг что-то, не задумываясь о производимом впечатлении. И не просто что-то, а что-то такое… для других… не знаю.

— Ага, если я совершу подвиг и не подумаю при этом, что меня наградят… посмертно. Так?

— Ну… что-то вроде этого.

Я думала, что Никита смеется, но он говорил вполне серьезно.

— Глупости, — вздохнула я. — Ты ведь понимаешь, что я уже сдалась, что он не оставит меня в покое. Да, от целительства я отказалась, хотя этот дар по-прежнему со мной, никуда не делся. И сегодня я была на миллиметр от того, чтобы принять голос. Даже если я вдруг удержусь и откажусь, найдется что-то другое. И ведь я же понимаю, что тщеславие — как жажда, нельзя напиться сразу и на всю жизнь. Но что толку?

— И все-таки, Лен, давай попробуем, а? Мало ли что может произойти.

— Господи, Никита, неужели ты думаешь, что все дело в «погремушке»? — его настойчивость раздражала, я с трудом сдерживалась, чтобы не закричать.

— Наверняка нет. Но, может, если ты будешь вдали от нее, эта связь как-то ослабеет, и тогда при случае ее будет легче разорвать?

— Да хрен с вами, делайте что хотите! — заорала я и убежала плакать в ванную.

А ведь, оказывается, снова наступило лето — после нашего с Костей путешествия в Сибирь прошел год. Не то чтобы я этого совсем не заметила, но реальная жизнь текла словно в какой-то параллельной плоскости, которую я наблюдала сквозь мутноватое стекло.

Мутное стекло… тусклое… гадательно…1 Это словосочетание странным образом будоражило, тревожило. Я пыталась вспомнить, откуда его знаю, в связи с чем, — и не могла. Я теперь часто цеплялась за словесные обрывки, надеясь, что — извлеченные из памяти — они как-то смогут мне помочь.

Никита ездил по городу и улаживал свои рабочие дела, Костя занимался путевками. Мы решили все-таки далеко не забираться — мало ли, вдруг я сорвусь, всех перекусаю, вышибу двери и галопом поскачу домой. Остановились на небольшом пансионате в Лосево, на берегу Вуоксы. Там можно было жить в общем корпусе или в отдельном коттедже, готовить для себя или ходить в столовую. Из культурного досуга обещали кино, библиотеку и дискотеку. Костя забронировал для нас коттедж и талоны в столовую, от которой в любой момент можно было отказаться и перейти на подножный корм — благо, до поселка с магазином километра два.