На следующее утро, после завтрака, Костя с Линкой отправились играть в бадминтон, а мы с Никитой пошли к речке. Тропинка петляла между деревьями. Сначала это был мусорный низкорослый лесок, рыже-серые сосны причудливо корявились, утопая в густом белом лишайнике. Зато потом мы вышли в настоящий корабельный бор. Здесь деревья были высокие, стройные, с ярко-оранжевой корой. Лишайник сменился темно-зеленым бархатным мхом, на который солнце и тень бросали сложный муар. То и дело приходилось огибать огромные гранитные валуны. Тропинка вывела на высокий обрыв к деревянной лестнице, по которой можно было спуститься на узкий песчаный пляж.
— Боже, какая красотища! — восхищенно выдохнул Никита и схватил меня за руку. — Лен, ты только посмотри!
— Да, — равнодушно согласилась я. — Красиво. Только мне кажется, что зимой здесь еще красивее. Когда снег. И речка подо льдом.
Никитино выражение детского восторга сменилось спокойно-печальной улыбкой бабушки, которая принесла внуку подарок и нарвалась на капризное: «Я такие конфеты не люблю!».
— Скажи, Лена, а ты когда-нибудь бываешь довольна тем, что есть здесь и сейчас? — спросил он.
— Сейчас я ничем не довольна, — вздохнула я, осторожно высвободила руку и села край обрыва, свесив ноги. Вниз посыпался песок.
— А ты, насколько я помню, никогда ничем не была довольна, — он сел рядом. — Ты всегда или вздыхала о чем-то в прошлом, или ждала чего-то в будущем. Для тебя просто нет настоящего, понимаешь?
Я молча смотрела вниз, на темную воду, в которой под присмотром мам с радостным визгом плескались малыши. Такие счастливые…
1 «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу». Апостол Павел, 1-ое послание к коринфянам. 13.12
Глава 10 Сумерки. Часть 2
В тот вечер мне совсем не хотелось есть, Линка тоже решила на ужин не ходить:
— Там сегодня печенка будет, терпеть не могу. Лучше чаю попить.
Мы устроились в шезлонгах, лениво щурясь на спускающееся к реке солнце.
— Ты нормально себя чувствуешь? — спросила я. — Бледная какая-то.
— Все в порядке, — отмахнулась Линка. — Голова болит немного. Наверно, погода будет меняться, смотри, какое небо красное… Слушай, я вот что тебя хотела спросить, — помолчав, неуверенно сказала она. — Сколько раз ты видела… ну, его?
— Его? — не сразу сообразила я. — А, его… В загробной жизни — раз. В больнице — два. На кухне — три. И в зеркале — четыре. Ну, еще раз он сидел в гостиной на кресле, но тогда я с ним не разговаривала. То есть, тогда он тоже в зеркале был. А что?
— А тебе не показалось, что он какой-то… не знаю даже, как сказать. В общем, не такой, каким должен быть.
— Откуда ж я знаю, каким ты его себе представляла, — фыркнула я. — Но вообще да. Не дьявол, а какой-то торговый агент. Такой весь обходительно-напористый.
— Опереточный такой дьявол, — Линка оглянулась, как будто он мог стоять у нее за спиной. — Нестрашный. Ни серы, ни огня, ни контрактов, подписанных кровью. Все обыденно, никакой мистики, никакой… инфернальности. Какой там князь тьмы!
— Нестрашный! — передразнила я. — Ты еще скажи игрушечный. Разумеется, нестрашный. Да и вообще, так уж устроено, что практически все плохое в этом мире кому-то да приятно. Потому что насильно мил не будешь. Рабский труд непроизводителен, это еще в древнем мире поняли. А тут тебе прямо рубаха-парень, все к вашим услугам, чего изволите. Любой ваш каприз исполню, не то что Бог, у которого не допросишься. Вот тебе, кара Ангелина, я дал ангельскую красоту, а что тебе дал Бог?
— Бог мне дал жизнь, — тихо сказала Лина, словно не замечая моего ерничанья. — А я часть этой жизни, считай, выбросила на помойку.
— Линка, мы все тем или иным способом выбрасываем большую часть своей жизни на помойку. Значит, ты веришь в Бога?
Она молчала, глядя на пылающие в закате сосны. Потом повернулась ко мне.
— Все верят в Бога, — сказала она так, что у меня по спине побежали мурашки. — Даже те, кто говорят, что Бога нет. Когда чего-то очень боишься, проще сказать, что этого не существует. Спрятаться, отгородиться. Точно так же, как люди не любят говорить о бедности, о смерти. Как будто если молчать о смерти, никогда не умрешь. Нет Бога — значит, каждый сам себе хозяин, некого бояться, некого стыдиться.
— Приличные верующие Бога любят, а не боятся, — вяло возразила я.
— Боятся своими поступками огорчить любимое существо. Ты когда-нибудь разбивала любимую мамину чашку? Или когда двойку получала, чего больше боялась — наказания или того, что мама расстроится?
— Мама за такую ерунду меня не наказывала. Конечно, не хотелось ее расстраивать.
Линка хотела сказать что-то еще, но тут показались Никита с Костей.
— Девчонки, а может, в бар? — предложил Костя.
— Да, а то вчера в кино были, позавчера на дискотеке, — поддержал Никита.
— Ну, в бар так в бар, — согласились мы и пошли приводить себя в порядок.
Неожиданно бар оказался набитым под завязку. Все места у стойки и за столиками были заняты, остался только самый неудобный, за колонной, который мы и захватили под носом у другой компании.