Коротко вскрикнув, Костя упал. Никита пытался его подхватить, но не успел: в свете тусклой лампочки под козырьком что-то коротко блеснуло, и он, прижимая руки к груди нелепо-театральным жестом, тяжело осел на грязный асфальт рядом с Костей.
Человек, держа в руке нож, показавшийся огромным, как тесак голливудского маньяка, медленно шел по дорожке ко мне. Надо было закричать, убежать, но я стояла, словно превратилась в соляной столб – как жена Лота. Он остановился и посмотрел мне прямо в глаза. Я узнала его.
– Она повесилась… через два дня… Верочка моя, – его голос был похож на шелест опавших листьев, губы шевелились с трудом, словно из последних сил. – Через два дня. В лесу. Я искал вас. Долго искал. Нашел. Нашел… Чо ж вы… археологи?
Что я могла ему ответить? Перед глазами все плыло, по спине стекали ледяные струйки пота. Я смотрела на нож в его руке, нож, на котором темнела кровь Кости и Никиты, и понимала, что жить осталось считанные секунды. И это ни капли не пугало. Наоборот – я как будто ждала того момента, когда наконец избавлюсь от всего, что еще связывает меня с жизнью. От тела, которое превратилось в ненужную, опостылевшую оболочку.
– Ну же! – прошептала я. – Ну!..
– Эх, девка… – вздохнул он и сделал шаг ко мне.
Я зажмурилась. Сейчас, сейчас. Сначала будет острая боль, вспышка боли, а потом станет легче. И все уйдет.
Сердце грохотало, заглушая все звуки внешнего мира – наверно, поэтому я и не услышала, как Генпетрович бросил нож на асфальт и ушел. Когда я открыла глаза, рядом никого не было.
Хватая воздух открытым ртом, я нашарила в кармане телефон и позвонила в «скорую». «Ждите, бригада выезжает, – сказал равнодушный женский голос. – В полицию сообщим, можете не звонить».
«Помогите, хоть кто-нибудь!» – беспомощно прошептала я, оглядываясь по сторонам. Но вокруг словно все вымерло. Новогодние праздники. Ранний вечер. Люди должны гулять, идти в гости – куда же все делись?