Чешское время. Большая история маленькой страны: от святого Вацлава до Вацлава Гавела

А солнечный свет раскачивает

тень старинного памятника
от часа цепей
до часа плясок,
от часа розы
до часа змеи,
от часа улыбки
до часа злобы,
от часа надежды
до никогда…

Ярослав Сейферт. Памятник чуме (1977)

[60]

Часы на главной башне храма Пресвятого Сердца Христова на площади Короля Йиржи из Подебрад (1928–1930), Прага. Архитектор Йоже Плечник

В Жижкове, 3-м районе чешской столицы, имеется в наличии все необходимое для долгой и счастливой жизни. Даже если бы Жижков перенесли на Луну или на Марс, то, я уверен, этот район и в безвоздушном пространстве смог бы безмятежно существовать вне всякой связи с человеческой цивилизацией. До того как превратиться почти что в центр Праги, Жижков полвека оставался самостоятельным городом, четвертым или пятым по величине в чешских землях. В 1920-е годы хищной столице удалось отобрать у своих ближайших пригородов независимый статус в обмен на разные коммунальные проекты и налоговые послабления, население Большой Праги тогда разом выросло благодаря административной реформе троекратно, но на особенностях жижковского бытия это не слишком отразилось. Жижков, конечно, открылся новой чехословацкой жизни, но не растворился и не затерялся в большом городе. Здесь и теперь есть все, что только душе угодно, выезжать никуда не надо.

А именно: в Жижкове есть полдюжины Божиих храмов разных конфессий, есть полдюжины парков, в которых растут разные деревья, кусты и травы. Есть дюжин шесть разных отелей и хостелов, по средним ценам и совсем дешевых. Есть модный театр, куда, как в московскую Таганку 1970-х, не попасть, но в котором все, с кем стоит о том говорить, конечно же, бывали. Есть прогрессивная сцена не совсем понятного танца, есть зал специального cinema для тонких любителей кино с утренними сеансами для пенсионеров, есть сельского калибра, но милый футбольный стадион, два плавбассейна, три или четыре университета с комплексом студенческих общежитий имени Яна Палаха, есть почтенное трамвайное депо с прилегающим к нему народным центром культуры Vozovna («Депо»), даже высоченная, главная на всю Чехию телевизионная башня есть. Есть законсервированный грузовой вокзал, откуда уже не уехать на поезде; вокзальному зданию скоро суждено превратиться не то в лофтовый жилквартал, не то в центр современного искусства, а еще вернее — сразу в то и в другое. Есть Музей армии, есть тяжеловесный Национальный монумент с экспозицией по чехословацкой истории XX века. Есть свое, самое большое в стране Ольшанское кладбище, в котором за три с половиной столетия похорон упокоились 2 миллиона человек, в их числе писатели Франц Кафка и Аркадий Аверченко, политики Клемент Готвальд и Карел Крамарж, хоккеист Иван Глинка и художник Йозеф Манес, солдаты РОА и Красной армии, смерть уравняла всех. У Жижкова есть даже свой нобелевский лауреат Ярослав Сейферт, даром что творил он при тугом социализме.

Ты, Прага, как вино, что цветом схоже с кровью.
Имя твое, воспетое стократно,
Пленительно в повторе многократном,
Как женский вздох, рождаемый любовью.

Есть еще у Жижкова своя ярчайшая литературная знаменитость, ниспровергатель всяческих государственных авторитетов, человек противоречивой судьбы и двусмысленной биографии — Ярослав Гашек, досконально знавший 3-й пражский район и все его побасенки. Это знание талантливый писатель небрежно перенес в свои книги. Вот что солдат Йозеф Швейк рассказывал о Жижкове очередному случайному знакомому, кондуктору поезда Прага — Ческе-Будеёвице: «Когда государь император посетил Жижков, некий Франта Шнор остановил его карету, бросившись перед государем императором на колени прямо посреди мостовой. Потом полицейский комиссар этого района, плача, упрекал Шнора, что ему не следовало падать на колени в его районе, надо было на соседней улице, которая относится уже к району комиссара Краузе, — и там выражать свои верноподданнические чувства. Потом Шнора посадили».

Согласитесь, для одного из 22 районов не самого крупного европейского мегаполиса сразу два прочно вошедших в историю мировой литературы писателя — это немало. А я даже половину жижковских чудес и знаменитостей еще не перечислил. Так что Ярослав Сейферт совершенно правильно озаглавил мемуары с рассказом в том числе и о своей жижковской юности — «Все красоты мира».