Чешское время. Большая история маленькой страны: от святого Вацлава до Вацлава Гавела

Раввин начертал на лбу Голема слово «эмэт», что значит «истина», и получил Голем от своего создателя имя Иосель, и Иосель остался в доме своего создателя, и стал служить ему во всем, безгласный и пучеглазый, денно и нощно, кроме царицы-субботы, когда раввин Лёв вынимал из немого глиняного рта записку с заклинанием и обездвиживал Иоселя. Но однажды в день шабата Лёв, совершив песнопение, забыл о магической формуле. Безумный андроид обезумел еще больше: с яростью он принялся крушить все вокруг, и тогда раввину пришлось уничтожить свое детище. Он стер со лба чудища первую букву заветного слова «истина», и получилось слово «мэт», что значит «смерть». Бесформенной массой, «големом», грянулся Иосель оземь и раскололся на тысячу глиняных черепков. Раввин спрятал жалкие останки под полом или на чердаке синагоги, и с тех пор, сколько ни искали, никто и никогда не видел немого глиняного слугу, вышедшего из повиновения.

К теме о моральной допустимости и опасности эксплуатации искусственных людей через 340 лет после рабби Лёва обратился фантаст Карел Чапек в пьесе R.U.R., в которой, кстати, впервые в истории литературы предложено слово «робот» (от словацкого robota). Из чапековской попытки создания кадавра тоже ничего путного не вышло: наделенные знаниями и умениями, но лишенные чувств, желаний и потребностей андроиды поначалу обеспечили всемирное изобилие, но затем подняли восстание и перебили своих создателей. Автор оставляет человечеству надежду на перерождение, но в целом полет его творческой мысли подтверждает выводы из сказки старого еврея: ну да, смерть сильнее истины.

Смерть оказалась сильнее истины, но молва о Големе не умерла: через три века австрийский писатель и банкир Густав Майринк, проживший в Праге 20 лет и сделавший ее туманным фоном для своих романов, сочинил о глиняном истукане экспрессионистский бестселлер. Помнят о Големе и теперь: всевозможные, от мистических до эротических, фигурки и изображения Иоселя — самый популярный артикул на рынке пражского Еврейского квартала, популярнее семисвечников, свитков Торы и каббалистических побрякушек. Классическое изображение Голема — могучий коричневый истукан без шеи — выполнил в конце XIX столетия маститый иллюстратор Микулаш Алеш.

Могила рабби Лёва, скончавшегося в 1609 году, — самая почитаемая и самая посещаемая на Старом еврейском кладбище Праги. У этого надгробного камня иудеи всего мира могут почерпнуть житейскую мудрость и спиритуальную силу. Впрочем, духовная магия имеет универсальный характер: чтобы исполнилась мечта, не обязательно быть ни евреем, ни верующим, каждый вправе оставить у надгробия записку с заветной просьбой. Однако другая легенда предупреждает: эта машина желаний, как Зона в киносценарии братьев Стругацких, исполняет только самые искренние, самые сокровенные мечты.

Два знаменитых гражданина Еврейского квартала, благотворитель Майзель и раввин Лёв, похоронены у дальней стены кладбища в десятке шагов друг от друга, через тропинку. Старое еврейское кладбище — и теперь самый перенаселенный пражский квартал. На площади в гектар в неимоверной тесноте скучились и сгрудились, наползая и налегая друг на друга, 12 тысяч (по другим данным, 20 тысяч) надгробных камней и больше 100 тысяч захоронений. Места для упокоения в Еврейском квартале не хватало, и с середины XV столетия по конец XVIII века, когда новые захоронения здесь были запрещены, одних мертвецов укладывали поверх других.

Историки насчитывают на кладбище 10 или 12 могильных уровней. Надписи на надгробных камнях — это история пражского гетто и пражского еврейства, и чтение их есть увлекательное занятие для знатоков иврита и идиша. Кое-что может разобрать и безъязыкий: изображение короны на рельефе — символ доброго имени и мудрости, гроздь винограда — знак богатства. Фигурки животных могут означать имена усопших: лев — Иегуда, Арье, олень — Цви, Хирш, волк — Зеев, Вольф, медведь — Дов, Бер. Вот изображение гуся на замшелом надгробье математика, астронома и географа Давида Ганса, автора первой светской книги центральноевропейского иудейства, обширных вольных исторических хроник под названием «Скипетр Давида». Вот могила дочери Иакоба Бассеви, пронырливого ростовщика, сколотившего богатство на махинациях с чеканкой монет, первого иудея, получившего при императорском дворе дворянский титул и родовой щит с голубым львом и восемью красными звездами. Вот самый старый кладбищенский памятник, здесь с 1439 года покоится классик религиозной поэзии евреев-ашкеназов, астролог Авигдор Кара, оставивший стихотворное описание того, самого страшного, пасхального погрома.