Читаем Честь снайпера полностью

Капитан Салид в ужасе понял, что атомизированная кровь, кожа и другие клеточные ткани забрызгали его одежду и лицо. Шокированный, он смотрел на лежащего перед ним мёртвого человека, как вдруг — наконец-то — до его ушей издалека донёсся звук винтовочного выстрела.

Глава 49

Карпаты. Осыпной склон

Наше время

Это должно было сработать.

Боб отправил Рейли вперёд, вручив «Стэн» и более-менее научив, как его использовать: предупредил о рычажке предохранителя и показал, как менять магазины (пулями вперёд!) Это было самое важное: пули смотрят вперёд, магазин в шахту до щелчка, потянуть затвор назад и снова стреляй. Вперёд! Вперёд! Ей пришлось понять разницу между пулей и патроном, которая никогда не попадала в поле зрения журналистов, в особенности учившихся в Гарварде. К счастью, её образование было вполне достойным этой работы: в Гарварде Кэти не училась.

Её задача состояла в следующем: когда она услышит крик «Давай!», выглянуть из-за валуна, удерживая оружие зажатым под мышкой, навестись на оппонентов так точно, как будет возможно и нажать спуск. За четыре секунды «Стэн» выстрелит тридцать раз. Ей следует попытаться удержать его от подбрасывания, удерживая ниже и не переживать за её цели. Смысл в том, чтобы разогнать преследователей с тропы, вынудив их залечь в кустах и начать продумывать дальнейшие шаги.

В этот момент Боб сзади снарядит пять гранат Миллса № 36 и бросит их туда, где залягут плохие парни. Те из них, кого пощадят пять взрывов и тысяча стальных осколков, разлетающихся на сверхзвуковой скорости, будут как минимум крайне ошарашены. Сверх того, воздух будет затянут пылью и дымом, мешающими видеть. Боб подойдёт ближе и зальёт всё, что будет шевелиться, со своего «Стэна».

— Собаку прибери, — велела она.

— Не гарантирую ничего по поводу собаки, но, скорее всего, пёс погибнет.

Он подумал, что взрывы превратят собаку в «Альпо», но кто мог знать наверняка? Собаку никогда не предвосхитишь.

Теперь он сидел со «Стэном» и кучей № 36 за скалой несколькими ярдами ниже и в стороне от тропы. Оставалось только ждать. «Большая часть войны состоит из ожидания», — говорил ей Боб. «Ожидание может свести с ума. Оставайся при рассудке — думай о чём-нибудь ещё.»

Сам Суэггер в это время думал об оружии — о том, которое он хотел бы сейчас иметь и о низком качестве того, что у него было. Каждая граната представляла собой классическое грязно-оливковое яйцо, исчерченное перекрещивающимися углублениями, предопределявшими фрагментацию. С одного конца торчал стержень, от которого отходила деталь, называемая ложкой или рычагом — плоская полоска металла, поднимавшаяся под давлением пружины при извлечении стержня-чеки, после чего гранату следовало бросить — поскольку боёк, приводимый в движение пружиной, разбивал детонатор, поджигавший запал. Спустя четыре с половиной секунды граната становилась взрывом и смертью. Гранаты — хитрая штука: доверять им нельзя. Брось её чуть позже, и она убьёт тебя, а не их. Другая проблема: бросаешь её — а она попадает в вытянутый сук и отлетает назад — совсем неловко. Вследствие этого Боб проверил, имеет ли траектория его бросков достаточную свободу, а также убедился, что все чеки могут быть легко выдернуты из своих отверстий. Слишком много хороших парней погибли во Вьетнаме из-за ошибок в обращении с гранатами. Гранаты обычно тяжелее, чем кажутся, и грамотное обращение с ними требует определённой практики. Боб последний раз бросал гранаты в 1966-м, во время первого тура во Вьетнам. Во время следующих двух туров ему так и не пришлось воспользоваться гранатами, отчего он считал себя счастливчиком.

Этим гранатам было по семьдесят лет. Бум или не бум — вот в чём вопрос. Поэтому он и намеревался бросить все пять — если только две сработают, у него уже будет шанс победить в этой войне (или хотя бы перейти к части со «Стэном»).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тень гоблина
Тень гоблина

Политический роман — жанр особый, словно бы «пограничный» между реализмом и фантасмагорией. Думается, не случайно произведения, тяготеющие к этому жанру (ибо собственно жанровые рамки весьма расплывчаты и практически не встречаются в «шаблонном» виде), как правило, оказываются антиутопиями или мрачными прогнозами, либо же грешат чрезмерной публицистичностью, за которой теряется художественная составляющая. Благодаря экзотичности данного жанра, наверное, он представлен в отечественной литературе не столь многими романами. Малые формы, даже повести, здесь неуместны. В этом жанре творили в советском прошлом Савва Дангулов, Юлиан Семенов, а сегодня к нему можно отнести, со многими натяжками, ряд романов Юлии Латыниной и Виктора Суворова, плюс еще несколько менее известных имен и книжных заглавий. В отличие от прочих «ниш» отечественной литературы, здесь еще есть вакантные места для романистов. Однако стать автором политических романов объективно трудно — как минимум, это амплуа подразумевает не шапочное, а близкое знакомство с изнанкой того огромного и пестрого целого, что непосвященные называют «большой политикой»…Прозаик и публицист Валерий Казаков — как раз из таких людей. За плечами у него военно-журналистская карьера, Афганистан и более 10 лет государственной службы в структурах, одни названия коих вызывают опасливый холодок меж лопаток: Совет Безопасности РФ, Администрация Президента РФ, помощник полномочного представителя Президента РФ в Сибирском федеральном округе. Все время своей службы Валерий Казаков занимался не только государственными делами, но и литературным творчеством. Итог его закономерен — он автор семи прозаико-публицистических книг, сборника стихов и нескольких циклов рассказов.И вот издательство «Вагриус Плюс» подарило читателям новый роман Валерия Казакова «Тень гоблина». Книгу эту можно назвать дилогией, так как она состоит из двух вполне самостоятельных частей, объединенных общим главным героем: «Межлизень» и «Тень гоблина». Резкий, точно оборванный, финал второй «книги в книге» дает намек на продолжение повествования, суть которого в аннотации выражена так: «…сложный и порой жестокий мир современных мужчин. Это мир переживаний и предательства, мир одиночества и молитвы, мир чиновничьих интриг и простых человеческих слабостей…»Понятно, что имеются в виду не абы какие «современные мужчины», а самый что ни на есть цвет нации, люди, облеченные высокими полномочиями в силу запредельных должностей, на которых они оказались, кто — по собственному горячему желанию, кто — по стечению благоприятных обстоятельств, кто — долгим путем, состоящим из интриг, проб и ошибок… Аксиома, что и на самом верху ничто человеческое людям не чуждо. Но человеческий фактор вторгается в большую политику, и последствия этого бывают непредсказуемы… Таков основной лейтмотив любого — не только авторства Валерия Казакова — политического романа. Если только речь идет о художественном произведении, позволяющем делать допущения. Если же полностью отринуть авторские фантазии, останется сухое историческое исследование или докладная записка о перспективах некоего мероприятия с грифом «Совершенно секретно» и кодом доступа для тех, кто олицетворяет собой государство… Валерий Казаков успешно справился с допущениями, превратив политические игры в увлекательный роман. Правда, в этом же поле располагается и единственный нюанс, на который можно попенять автору…Мне, как читателю, показалось, что Валерий Казаков несколько навредил своему роману, предварив его сакраментальной фразой: «Все персонажи и события, описанные в романе, вымышлены, а совпадения имен и фамилий случайны и являются плодом фантазии автора». Однозначно, что эта приписка необходима в целях личной безопасности писателя, чья фантазия парит на высоте, куда смотреть больно… При ее наличии если кому-то из читателей показались слишком прозрачными совпадения имен героев, названий структур и географических точек — это просто показалось! Исключение, впрочем, составляет главный герой, чье имя вызывает, скорее, аллюзию ко временам Ивана Грозного: Малюта Скураш. И который, подобно главному герою произведений большинства исторических романистов, согласно расстановке сил, заданной еще отцом исторического жанра Вальтером Скоттом, находится между несколькими враждующими лагерями и ломает голову, как ему сохранить не только карьеру, но и саму жизнь… Ибо в большой политике неуютно, как на канате над пропастью. Да еще и зловещая тень гоблина добавляет черноты происходящему — некая сила зла, давшая название роману, присутствует в нем далеко не на первом плане, как и положено негативной инфернальности, но источаемый ею мрак пронизывает все вокруг.Однако если бы не предупреждение о фантазийности происходящего в романе, его сила воздействия на читателя, да и на правящую прослойку могла бы быть более «убойной». Ибо тогда смысл книги «Тень гоблина» был бы — не надо считать народ тупой массой, все политические игры расшифрованы, все интриги в верхах понятны. Мы знаем, какими путями вы добиваетесь своих мест, своей мощи, своей значимости! Нам ведомо, что у каждого из вас есть «Кощеева смерть» в скорлупе яйца… Крепче художественной силы правды еще ничего не изобретено в литературе.А если извлечь этот момент, останется весьма типичная для российской актуальности и весьма мрачная фантасмагория. И к ней нужно искать другие ключи понимания и постижения чисто читательского удовольствия. Скажем, веру в то, что нынешние тяжелые времена пройдут, и методы политических технологий изменятся к лучшему, а то и вовсе станут не нужны — ведь нет тьмы более совершенной, чем темнота перед рассветом. Недаром же последняя фраза романа начинается очень красиво: «Летящее в бездну время замедлило свое падение и насторожилось в предчувствии перемен…»И мы по-прежнему, как завещано всем живым, ждем перемен.Елена САФРОНОВА

Валерий Николаевич Казаков

Политический детектив / Политические детективы / Детективы