Четверо легендарных

— Станет кто-нибудь из пустого любопытства свою голову под пули подставлять: площадь-то простреливалась из конца в конец. Ясно, что это мог сделать только друг, который хотел подсказать нам путь к спасению.

А что в каждом селе есть верные союзники красных воинов, Федько никогда не сомневался.

НА ГОСПИТАЛЬНОЙ КОЙКЕ

Федько приподнялся и, то ли оттого, что там, за окном, голубело ясное небо, то ли просто оттого, что опостылела болезнь, решил, что ему полегчало.

Он сделал шаг, другой, и вдруг томительная слабость охватила его — пришлось схватиться за стул, чтобы не упасть.

Федько снова улегся.

«Вот скрутило меня, — думал он. — Хвороба пострашней белогвардейского снаряда оказалась».

Это случилось еще там, на Северном Кавказе, в ту пору, когда детище Федько — автоотряд стал и отрядом броневым. Три броневика «остин» отбили у беляков, ударили по врагу их же оружием.

После того как автоброневой отряд смял и заставил отойти белогвардейскую конницу под Тихорецкой, белые начали охотиться за ним. При одной из вражеских атак снаряд угодил в головную машину.

Очнулся Федько в госпитале. Но уже через день-другой допекал врачей: «Когда разрешите подняться? Скоро?» И добился своего: еще не сняли повязки с ног, а он уже руководил боями. И ничего.

А тут чего врачей теребить, когда чуть не ходить заново надо учиться. Или просто залежался — вот и ослабел? Может, если раз-другой подняться — полегчает?

— Имейте терпение, товарищ Федько, — говорил врач. — Ваше дело сейчас такое — набирайтесь терпения.

И Федько лежал, высчитывая, сколько дней и часов он уже провел в госпитале и сколько ему еще осталось здесь находиться.

Просыпаясь утром, он смотрел в окно, словно ожидая оттуда каких-то вестей. И они приходили: вести о той жизни, из которой его вырвала болезнь. То слышались чьи-то голоса, то чей-то смех. И чуть не ежедневно проходили мимо госпиталя колонны красноармейцев. И каждый раз Федько вслушивался в гулкий шаг строя, пока он не замирал вдали.

Федько знал: красноармейские части перебрасывались на юг. Наступление «добровольческой» армии генерала Деникина на Северном Кавказе закончилось.

В ту пору, когда Федько, не залечив толком раны, снова руководил боями, оно было в самом разгаре. Несмотря на стойкость и мужество бойцов, советские войска отступали. Причина: отсутствие продуманного плана у главкома Сорокина. Тогда еще было ясно только это. Потом случилось более страшное — измена, подлая измена, стоившая жизни большой группе партийных работников.

Чрезвычайный съезд Советов Северного Кавказа объявил Сорокина вне закона и назначил главнокомандующим Ивана Федько.

Он деятельно взялся за перестройку армии, но завершить ее не удалось. С наступлением холодов на армию обрушился еще один враг — тиф. Многие тысячи бойцов выбыли из строя. А медикаментов нет, нет и обмундирования и продовольствия. И подвезти невозможно: войска Северного Кавказа отрезаны от Советской России.

В декабре войска Северного Кавказа, образовавшие 11-ю Красную Армию, вынуждены были отходить через Калмыцкие степи. Изнемогая от голода и холода, шли бойцы по безлюдным степным просторам. Колючие ветры обжигали лица, бураны заносили снегом колонны. А тиф косил и косил измученных людей.

Подобралась болезнь и к Федько…

Когда на короткие мгновенья сознание возвращалось к нему, он видел над собой стремительно бегущие темные облака и не мог понять — почему они переваливаются из стороны в сторону. Только потом он узнал, что в ту пору его везли по разбитой дороге на бричке, которую с трудом удалось раздобыть.

Опять все погружалось во тьму забытья. А потом качалось небо над головой.

И вдруг, открыв глаза, он увидел над собой давно не беленный потолок с серыми разводами сырости в углу.

Это было уже здесь, в астраханском госпитале.

С тех пор пошел на поправку. Только вот никак не поправится.

И все-таки наступил день, когда Федько смотрел в окно уже не лежа в постели, а стоя возле него.

Он думал уже, что не сегодня-завтра вырвется из госпиталя, но следом за сыпным тифом пришел возвратный.

И на этот раз выкарабкался.

Прямо из госпиталя направился к члену Реввоенсовета Каспийско-Кавказского фронта Кирову.

Реввоенсовет помещался в каком-то особняке. Федько поднялся по широкой лестнице и, оказавшись перед громадным зеркалом с паутиной трещин, остановился, с удивлением разглядывая свое скуластое, обтянувшееся за время болезни лицо. И не заметил, как подошел Киров.

— Что это вы здесь делаете?

— Да вот сам себя не узнаю.

— А я вас сразу узнал, — улыбнулся Сергей Миронович. — Из окошка увидел. Думаю: куда это он так спешит?

— За назначением, — ответил Федько, — за новым назначением.

СЛОВО НАЧДИВА

Рядом со штабным вагоном послышался чей-то сразу оборвавшийся крик. Федько подошел было к окну, чтобы выяснить, что произошло, но в ту же минуту в вагон ввалилась ватага вооруженных до зубов бандитов. Впереди всех — махновец в черной косоворотке, с наганом в руке.

— А ну сдавай оружие!