Четверо легендарных

«Противник беспрерывно атакует, — сообщал Павлищев, — бьет во фланги, пытается прижать к реке. С большим трудом сдерживаю напор. Опасаюсь за исход боя».

Блюхер долго молчал, хмурился. Уж если Павлищев пишет такое — значит, плохо дело. Но ведь и здесь белые наращивают силы — рвутся к переправе. А в резерве только Верхне-Уральский отряд Каширина. Если направить его на плацдарм — вся тяжесть защиты переправы ляжет на троичан. И все-таки иного выхода нет. Плацдарм надо удержать во что бы то ни стало. От этого зависит судьба всей армии: сможет ли она, перешагнув через Уфу, уйти от врага. Ведь теперь-то уже ясно: Красная Армия действует южнее Кунгура. За спиной партизанской армии свыше тысячи километров, а осталось не больше двухсот…

Верхнеуральцы начали переправляться на другой берег — и пехота и конница… Сейчас от их успеха многое зависит. Но ни Блюхер, ни Каширин не говорят об этом. Только в самую последнюю минуту главком замечает:

— Если не удержитесь — незачем и на тот берег перебираться…

А переправа растет. Все дальше и дальше от берега устанавливаются опоры. Уже не хватает длины бревен — их приходится наращивать. Все глубже становится река, все труднее с ней сладить. Течение на середине реки быстрое — срывает доски, опрокидывает козлы-опоры. Но строители не отступают. Метр за метром, от опоры к опоре вытягивается через реку линия переправы. В холодной воде рядом с военными фуражками мелькают тюбетейки и войлочные шляпы башкир. Чуть не все село от мала до велика помогает партизанам.

Блюхер направился к селу. Едва успел войти в штабную избу — прибыл связной из Троицкого отряда с просьбой выдать патроны… Главком на клочке бумаги написал: «Выдать полторы тысячи». Связной взял распоряжение, а не уходит, смотрит молящими глазами: маловато! А главком и сам знает, что это капля в море. Да нет у партизан патронов. И оттого, что душа болит за бойцов, которым нечем ответить на пули врага, закричал в сердцах:

— Передай Томину: пусть как хочет отбивается от белых! Но стоит! Стоит насмерть!

И устало опустился на лавку. «Хорошо, хоть у саперов все идет ладно».

Но едва главком успел подумать об этом, появился запыхавшийся адъютант:

— Беда, Василий Константинович!

— Что такое?..

Откуда ни возьмись на реке появились плоты. Может, течение их сорвало, может, вражеская рука пустила по течению в надежде, что тяжелые бревна разметают шаткий мост. Хорошо, что вовремя заметили опасность. Опять выручили башкиры. На лодках с баграми в руках двинулись они к плоту и «рассыпали» скользкие, тяжелые бревна.

Главком тотчас направил трех бойцов в соседнюю деревню, чтобы организовать заслон для перехвата плотов, если они появятся снова.

Строители продолжали работать с отчаянным упорством. Уже через всю реку протянулись козлы-опоры. Большая часть уже покрыта настилом. Еще совсем немного — и мост будет готов. Неподалеку сосредоточились огромные обозы партизанской армии. Беженцы, возчики ждали только сигнала, чтобы двинуться через Уфу.

А белые изо всех сил старались помешать этому. Начался артиллерийский обстрел. То и дело неподалеку рвались снаряды. Вот один из них разорвался совсем рядом с Красным Яром. И покатили подводы к переправе, как к единственному спасению. Первые телеги уже готовы были въехать на мост, когда перед ними выросла фигура главкома.

— Кто приказал начинать переправу? Назад!..

Пока неизвестен исход боя за плацдарм — путь через реку может оказаться не спасением, а гибелью. Если резервы не помогут одолеть белых, что будет с ранеными? Ведь в госпитале на колесах их несколько сот. А вестей с того берега все нет.

Только на рассвете прибыл связной с добрыми вестями: белые разбиты.

Когда последнее партизанское соединение двинулось по шаткому корявому мосту, в их строю шли и башкиры, жители села Красный Яр.

РАЗВЕДКА

Блюхер прислушался: из сеней доносились приглушенные голоса. Кто-то хотел пройти к главкому, а ординарец не пускал. «Меня же Василий Константинович сам просил!» — «Ну, подожди малость, — не сдавался ординарец, — может человек выспаться разок или нет?»

— Нечего там шептаться! — крикнул Блюхер. — Я уже давно поднялся! — И, увидев входившего Русяева, улыбнулся: — Вот это кто, оказывается! Что спозаранку поднялся?

— Вы же сказали, как все будет готово — сразу явиться…

— Когда же ты успел?

— Осенние ночи длинные…

— Ну, проходи, садись. Будем тебе документы оформлять.

И по тому, как держал себя Русяев, как значительно и серьезно говорил главком, ясно было, что речь идет о каком-то совсем особом задании, которое для каждого многое значит.

Да так оно и было…

Миновав Уфу, партизаны двинулись по глухим лесам и топким болотам — ничейной земле — на север. Пять дней шли они, делая по тридцать-сорок километров. И вот накануне штаб главкома вслед за авангардом троичан прибыл сюда, в село Аскино.

Судя по всему, части Красной Армии находились где-то неподалеку. Все говорило за это: и данные, полученные от пленных, и то, что удалось узнать от местных жителей.