Четверть века назад. Часть 2

— Тамъ-съ, за особымъ столикомъ, ожидаетъ, указалъ капитанъ, — тамъ свободно, я два стула даже пригнулъ къ столу для отмтки что занято.

— Пригните три!.. Вамъ все равно гд ужинать! обернулась она къ Ашанину.

— Гд вамъ угодно! сказалъ тотъ, поводя плечами самымъ равнодушнымъ образомъ.

— Такъ пойдемте; я сяду между васъ двухъ, ршила барышня, взглянувъ еще разъ на капитана и при этомъ, замтно лишь для него одного, погрозила ему съ улыбкой пальцемъ.

Ранцевъ снова просіялъ душой и побжалъ впередъ указывать имъ мста.

VIII

Бдный капитанъ, онъ былъ такъ счастливъ за этимъ ужиномъ! Ольга сидла подл него, улыбалась… старалась улыбнуться каждый разъ когда онъ обращалъ къ, ней рчь, и отвчала ему ласково — и разсянно… Она какъ-то механически сознавала что надо было обращаться съ нимъ съ этою ласковостью, надо было «не отталкивать его.» Но она старалась не глядть на него, не видть этихъ «щетинистыхъ усовъ»… и этихъ честныхъ, добрыхъ глазъ, устремлявшихся на нее съ такою безпредльною, простодушною любовью. Въ голов ея стоялъ туманъ, сердце билось ускоренно и сладко, все существо ея млло неодолимо охватывавшимъ ее предвкушеніемъ нги, счастья… «Одинъ лишь мигъ,» плъ въ ней опять внутренній голосъ молодой, торжествующей страсти… Но этотъ «мигъ,» она не въ силахъ отказаться отъ него, она извдаетъ до дня его сладость. Какъ говорила она наканун Ашанину, она «свободная,» она «понимаетъ что такое жизнь, и хочетъ все, все испробовать въ ней»…. А онъ такъ хорошъ, и ни въ чьихъ уже боле другихъ мужскихъ глазахъ не прочтетъ она того что въ состояніи сказать ей эти глаза….

Онъ, онъ думалъ объ одномъ: «какъ только дожить до той минуты!» Онъ уже теперь, заране переживалъ ее: она придетъ — вздумалось бы ей не придти, онъ на все готовъ, онъ ворвется къ ней, ухватитъ, унесетъ ее какъ левъ свою добычу, заглушая крикъ ея своими поцлуями, — она придетъ…..

И среди гула и смха трапезовавшей кругомъ толпы, въ этой залитой огнями столовой, ему слышался въ безмолвіи и тьм робкій, сдержанный скрипъ женской обуви, скользящей внизъ по ступенямъ узенькой лстницы, чувствовалось прикосновеніе, и благоуханіе, и трепетъ всей этой женской прелести, идущей къ нему, замирающей въ его объятіяхъ… Онъ не глядлъ на нее, боялся обернуться въ ея сторону, чтобы глаза не измнили ему, не выдали того безумнаго чувства блаженнаго и нестерпимаго ожиданія которое владло имъ. Онъ не говорилъ съ ней — только кончикъ его ботинки нажималъ слегка подъ столомъ ея бальной башмачекъ — и кровь горячечно билась о его виски, и онъ съ трудомъ осиливалъ дрожь, отъ которой то и дло принимались отучать его зубы… Онъ почти ничего не лъ, какъ и не ла Ольга, и только отъ времени до времени отпивалъ глотками изъ стакана холодную воду, въ которую вылилъ налитую ему рюмку шампанскаго.

— Давно ль въ вод ты горе сталъ топить? продекламировалъ ему но этому случаю сидвшій насупротивъ его Свищовъ.

Ашанинъ поглядлъ на него и не отвчалъ.

Свищовъ перегнулъ голову по направленію Ольги, между которою и имъ стояла большая японская ваза съ цвтами:

— Не скажете ли вы, Ольга Елпидифоровна, какое мрачное дло замышляетъ сосдъ вашъ съ лвой стороны?

Ваза и цвты помщали ему замтить яркую краску покрывшую мгновенно все лицо барышни…

Ашанинъ на сей разъ поспшилъ отвтить:

— Я замышляю освистать первый балетъ который ты поставишь на сцену.

Кругомъ засмялись; засмялся даже капитанъ Ранцевъ, крпко недолюбливавшій Ашанина за его пассажъ съ Ольгой прошлою ночью, но которому Свищовъ еще боле претилъ своимъ нахальствомъ.

— Хорошо сдлаешь, отшучивался между тмъ со смхомъ тотъ, — потому что я намренъ изобразить въ этомъ балет всякое твое коварство и безобразіе.

Двица Eulampe, давно втайн таявшая по московскомъ Донъ-Жуан, почувствовала себя вдругъ ужасно обиженною за него такими словами.

— Можетъ-быть дйствительно и есть такіе, громогласно отпустила она, — которые въ самомъ дл и коварные, и безобразные, только ужь конечно не monsieur Ашанинъ!

Новый дружный смхъ отвчалъ на выходку пламенной «пулярки». Свищову ршительно не везло…

Ашанинъ откинулся въ свое кресло, и изъ-за спинъ Ольги и капитана послалъ своей неожиданной защитниц глубокій благодарственный поклонъ, приложивъ при этомъ руку къ сердцу. Она вспыхнула до бровей, поспшно схватила лежавшій подл ея тарелки букетъ свой и погрузила въ него свое счастливое лицо….

Княгиня Аглая Константиновна, державшаяся того правила что за ужиномъ не должно быть хозяйскаго мста, предоставила гостямъ своимъ разсаживаться по собственному ихъ усмотрнію, а сама со своимъ блестящимъ петербургскимъ кавалеромъ, котораго, къ немалой его злости, предварительно долго таскала съ собою, нжно налегая на его руку своимъ грузнымъ тломъ, по всмъ угламъ столовой, какъ бы на показъ присутствующимъ, направилась къ небольшому столу у окна, за который, не чая грозы, помстилась Лина съ Духонинымъ. Чижевскій сидлъ по другой рук ея, рядомъ со своею дамой, Женни Карнауховой. Княгиня безцеремонно попросила ихъ передвинуться на два сосдніе свободные стула…..