Четвертая стрела (СИ)

Ласло тем временем сгорал в пламени тайного романа. Синеглазая княгиня, большая поклонница духов, тарота, нумерологии и всего сверхъестественного, удостоила лекаря-прозектора своим высоким доверием. В черной бархатной полумаске являлась она между двумя и тремя часами пополуночи в скромное жилище Ласло, унаследованное им от невинноубиенного Десэ. Лекарь зажигал черные свечи, раскладывал карты - Иерофант, Луна, Справедливость, Повешенный и так далее - и по ним толковал будущее. Будущее у княгини выходило божественное, а настоящее - каждый раз разное, как и в жизни бывает. Болтушка княгиня во время гадания вываливала на Ласло последние светские сплетни, и тот сохранял их в памяти - для дальнейших изменений мартиролога, по которому делались ставки. Так узналось, что новый обер-прокурор много на себя берет, врагов себе нажил изрядно, и все оттого, что крепостное рабство ему не по душе и пытается он, как может, облегчить законодательно крестьянскую долю. Ласло и сам не одобрял крепостное рабство - на его родине подобного в заводе не было - но ставки на обер-прокурора принимал охотно. Старший из Левольдов помер, судя по всему, от яда (пришлось навсегда его вычеркнуть из списка), и младший, убитый горем, весь в черном, как гадюка, уехал к нему на похороны (еще вычеркивание, но временное). Вскоре после черной мессы граф фон Бюрен внезапно вдрызг разругался с австрийским посланником. "Unvorsichtige Dummkopf!" - орал он на присевшего от ужаса посла. "Вы, вы, вы - только с лошадьми говорите вы по-человечески, а с людьми вы фыркаете и ржете, как лошадь" - жалко отбивался посол, не подозревая, что дает самую точную из имеющихся в истории характеристику невоспитанному фон Бюрену. Княгиня опасалась, что деспот прослышал что-то про их оккультные приключения, но, вроде бы, все обошлось - фон Бюрен бесновался из-за политики.

Вместе с апрельским весенним ветром явился в крепость нарядный господин фон Мекк, один, без охраны и без очередной спеленутой жертвы, заперся в кабинете с секретарем Николаем Михайловичем и долго с ним шептался. После чего секретарь призвал к себе Акселя:

- Чем ты так ему приглянулся? - с уважением спросил секретарь. Если бы не всегдашняя его невозмутимость - можно было решить, что Николай Михайлович удивлен, - Господин фон Мекк просил уступить тебя ему.

"Куда?" - чуть не спросил Аксель. Он давно уже понимал, что нарядный фон Мекк не ровня своему полицейскому доппельгангеру.

- Не боись, - секретарь безошибочно прочитал его замешательство, - я тебя отстоял. Но попомни мой совет - любовь сего господина не менее опасна, нежели его неприязнь.

- Прикажете ховаться, как он покажется? - с придурковатым видом спросил Аксель, и Николай Михайлович рассмеялся:

- Куда ж ты сховаешься, с кнутом да от клиента? Просто не будь с ним впредь столь услужлив.

- Так точно, - отвечал Аксель, а сам подумал "Попробуй не будь с ним услужлив - окажешься на дне морском рядом с Десэ".

Утром летнего дня, после ночной хлопотливой службы, три приятеля возвращались домой берегом реки. Спать идти было жалко - столь хорош оказался занимающийся погожий денек - и решено было зайти в трактир и посидеть там часок-другой. Пока трактир был закрыт, и приятели гуляли вдоль берега. Позже Копчик часто думал - не увяжись с ними тогда Ласло, сердцеед и щеголь, и жизнь сложила бы свои карты совсем по-другому.

У самой воды сидели с удочками утренние рыболовы. Кто-то ловил из лодок, забрасывая в воду подобия плетеных корзин.

- И не гонят их? - удивился Копчик.

- А кому они мешают? - вступился Ласло, - Сидят себе и сидят, ловят.

- Уж больно неприглядны, - засомневался Копчик, - А дворец совсем рядом. Неужели се зрелище не оскорбляет взоров?

- Вот из-за таких, как ты, и принимают идиотские законы, - отвечал разумный Аксель, - Людям тоже надо что-то кушать. Говорят, сам Липман сидит среди рыболовов по утрам в простой одежде, отводит израненную душу, - Аксель вспомнил маленького отважного Липмана, и на сердце у него отчего-то потеплело.

- Слыхал я, поединок на завтра назначен, - обратился к Акселю Ласло, - начальник твой, кат Михалыч супротив профоса Гурьянова будет биться.

- Ничего личного, голый интерес, - равнодушно отвечал Аксель, - поспорили, кто из них сильнее. Сам хотел пригласить вас, поболеть завтра за нашего Михалыча.

- Или за то, чтоб Гурьянов его убил, и ты наконец сделался целым катом, - тихонечко проговорил Копчик.

- Про это можно про себя помечтать, - так же тихонечко отвечал Аксель.

Они зашли по берегу уже совсем далеко, прошли и дворец, и богатые дома, пора настала поворачивать обратно - впереди начиналась грязь непролазная.

- Гляньте, братцы, - задрал голову Ласло, - видать, не все взоры рыболовы оскорбляют!