Четвертое измерение

— Репортаж я задержал. — Шеф энергично положил трубку на рычаг. — Но не потому, что поддался на твою демагогию, о которой я уже наслышан, а потому, что надо все еще раз проверить, чтобы не проскочили какие-нибудь неправильные цифры или фамилии. А теперь мне желательно услышать приемлемое объяснение.

Я зачем-то откашлялся и сбивчиво начал говорить, что репортаж я написал не лучшим образом, что способен я на большее, но, когда я пришел на фабрику, мне хотелось поскорей со всем покончить, я больше думал о себе, чем о людях, про которых собирался писать, и, если говорить по правде, они меня совершенно не интересовали, они были мне чужды и безразличны. Я пробежался по цехам и каждому подсказывал те ответы, которые ложились в заранее приготовленный шаблон. Для собственного же удобства я отказался от предложения заглянуть в какую-то вонючую лабораторию, где готовились питательные среды для бактерий и где работала одна из лучших и самоотверженных тружениц фабрики, — я предпочел записать о ней факты из вторых рук, так, как мне их вкратце изложил мой сопровождающий… И вообще, я мог бы продолжать перечень своих упущений и недоделок, но я хотел бы сказать еще одно, хотя и не в защиту себе, а просто как единственный позитивный и глубокий вывод, который я вынес оттуда: за такое короткое время, которое я уделил этой работе, тему можно было поднять лишь поверхностно, по-шарлатански. С этим скорей бы справился какой-нибудь спец из «Медицинской газеты», чем дилетант-репортер. Я понимаю, что никто не обязан мне верить, тем более шеф-редактор, но мое нежелание и равнодушие вытекали также из того, что я на каждом шагу ощущал: да, мне приходится идти по верхам, да, мне не доверяют даже так, как редактору стенгазеты или человеку из рекламы, мне потребовалось бы гораздо больше времени, чтобы привлечь людей на свою сторону и взглянуть на вещи с пониманием сути дела. Одно связано с другим: если я хочу писать о людях хорошо и правдиво, я должен разобраться в их работе, принюхаться к ней, что ли, и это нужно было осознать вовремя, еще до посещения той лаборатории питательных сред. Это нельзя придумывать просто так, дома, сидя за письменным столом — ах, мол, какие прекрасные люди производят лекарства, они охраняют здоровье, спасают жизнь человека, — а потом доказывать этот тезис, даже если это идет вразрез с фактами.

Шеф стоял спиной ко мне возле отдернутой шторы на большом пыльном окне, и над головой его плыли голубоватые, быстро тающие облачка дыма.

— Я хочу поехать туда еще раз, и побыть там подольше, и сделать все как нужно. Я хочу сделать работу как следует, хорошо.

— Глупости! — Шеф махнул мне трубкой перед носом. — Время не ждет! У нас есть другие темы, другие задания. И вообще, тебе придется подождать, пока я тебе опять доверю какой-нибудь репортаж…

— Тогда я поеду частным образом. У меня еще остался неиспользованный отпуск, и мне надо съездить домой, к матери.

— И что тебя тянет на эту фабрику? Или тут замешана женщина?

— Может быть, — произнес я с таинственным видом.

Шеф стал серьезен: поговаривали, что трубка и женщины — две его единственные слабости.

— Знаешь что, катись! — он показал пальцем на дверь; но едва я поднялся, добавил: — Тебе повезло, у меня есть один принцип, проверенный на практике: женатые редакторы пьют меньше, чем холостые. Разве мне нужно, чтобы ты еще раз где-нибудь сломал ногу?

— Я ее не ломал…

— Все равно. В общем, почитай в коридоре приказ о выпивке в редакционных помещениях. По крайней мере будешь знать, что новое тут не будет соблюдаться… И выпиши себе командировку!

За дверью я остановился и устало вздохнул, не замечая, что за мной наблюдает секретарша главного. Мне было почти грустно: мой успех был не слишком велик…

— Вы неудачно попали, — сказала секретарша сочувственно. — Сегодня у него с утра плохое настроение: в типографии опять запороли цвет…

В тот день все катилось опасно гладко и быстро; перед самым концом работы меня еще удивил телефонный звонок: Юрай.

— Наконец-то! — Я услышал, как на том конце провода раздался вздох облегчения. — Слушай, старик, куда ты так ловко тогда провалился?

Я узнал, что он уже давно меня разыскивает: Юрай хотел выяснить, как и куда я исчез в ту ночь, но в редакции меня не было, а домашнего адреса он не знал…

— Малышка очень тогда перепугалась. Она была убеждена, что с тобой что-то случилось.

— Надеюсь, ты ее успокоил.

— С большим трудом, старик. Прежде чем исчезнуть окончательно, ты все выкрикивал, что это ты задавил фокусника, что ты теперь почти убийца и что ты прикончишь меня, чтобы доказать свою вину.

— В самом деле? Я ничего не помню.

— Черная дыра? — заржал он в трубку. — А как ты цитировал письмо от матери — тоже не помнишь?

— Сочиняешь! Этого я не мог сделать!

— Не мог? А откуда же я знаю вот это: «Приезжай-ка ты к нам домой, у нас тоже есть пригожие девицы, они знают, как мужа уважить. Приезжай… хочу с тобой посоветоваться об одном важном деле, касательно отца». Так примерно?

Я был потрясен.

— Да ведь у меня его даже не было с собой.