Четвертое сокровище

^{Но ситуация значительно осложняется в том случае, если импульс продолжает испускаться и достигает центра сознания. Импульс передается по нервным каналам. Следуя по сложной траектории, он достигает поверхностного слоя головного мозга, то есть — коры головного мозга. Что касается сознания, то — по крайне мере, у человека — оно сконцентрировано исключительно в этой зоне. Пока импульс не достигнет этой области, он должен оставаться изолированным. В противном случае, если активизируются соседние нервные каналы, отвечающие за другие участки кожного покрова, повреждение может быть неправильно локализовано. Если болевое ощущение в конце концов воспринимается на ограниченном участке раздраженной кожи, это ощущение может явиться источником других реакций в центральной нервной системе. Например, может стать источником мыслей или каких-либо моторных действий.}

^{Из выступления профессора графа К. А. X. Мёрнера, ректора Королевского Каролинского института на церемонии вручения Нобелевской премии в области медицины и психологии Сантьяго Рамону-и-Кахалю и Камилло Гольджи, 1906 год.}

^{Тетрадь по неврологии, Кристина Ханс Судзуки.}

Аламо закончил рассылать электронные письма зачисленным студентам. Он принял своего нового аспиранта и лаборанта Круса, а также еще парочку студентов, которые дали прекрасные ответы. Они писали о том, какой вклад могли бы внести в этот лекционный курс и что другие могли бы получить от их присутствия на семинаре. Еще несколько человек, которых он все-таки решил принять, не вполне определились в этом смысле. Сам вопрос о Гольджи и Кахале был скорее предлогом. Главное здесь — не правильный ответ, а критическое мышление, которое, по замыслу профессора, должны были продемонстрировать студенты. Последние две кандидатуры были выбраны простой жеребьевкой, и одной стала Судзуки, студентка Портер, но Аламо не считал ее неполноценной.

Сама Портер и ее теория о роли языка и сознания (более высокие уровни сознания происходят из языковых способностей более высокого уровня, при этом сознание и язык настолько переплетены, что в конечном счете являются единым целым) раздражали его. Почему Портер отводила такую роль языку, было для него загадкой. Человеческая речь не намного интереснее собачьего лая.

Семена раздражения были высажены на научном семинаре их института, когда он в своем докладе кратко излагал факты в поддержку его предположений о возможном характере нейронной теории сознания. Центральной темой его сообщения были предлобные доли головного мозга, но не в том смысле, что сознание Непременно концентрируется в этом районе, а в том, что именно здесь наблюдается наибольшая активность при работе сознания.

Он показал слайды мозговых сканов у пациентов с пораженной предлобной зоной и выдвинул предположения, почему изучение таких повреждений может быть полезно ддя разработки теории.

После доклада Портер начала приставать к нему с длинными бессвязными вопросами. Было очевидно, что она пускает пыль в глаза, а не пытается предложить конструктивный диалог. Она морщилась — ее лоб при этом собирался складками, как кортикальная ткань — по поводу любого его результата исследований, которые он предлагал как доказательства. А потом затягивала свое обычное: «Но…» Она предлагала другие объяснения приведенных им данных, а затем переходила к собственным изысканиям.