Четвертое сокровище

По прошествии трех лет Ханако стала ходить на свидания с тщательно отбираемыми потенциальными женихами. Она понимала, что первые встречи назначались только для тренировки; настоящие испытания начались позже. И главным призом, в глазах ее родителей, был Тэцуо Судзуки. В конце четвертого года она была с ним уже помолвлена, а в конце пятого обустроилась в собственном доме, прежде служившем выставочным экспонатом строительной компании.

Она прошла испытания. Все.

Но ее поэма будет не просто рассказывать об этих конкретных событиях. Ханако хотела, чтобы она отражала ее переживания того времени: тайну душевных страданий и успокоение, которое она отыскивала в историях музейных экспонатов. И она хотела передать то чувство расщепления, исчезновения, что охватывало ее, когда она жертвовала собой ради того, чтобы родители были довольны.

Беркли

Тина постучала в дверь кабинета профессора Портер. Она хотела объяснить, зачем похитила сэнсэя, надеясь спасти свое положение в институте. Она заверит Портер, что такого больше никогда не произойдет, она постарается как-нибудь все исправить. Правда, скорее всего, извинения окажутся бесполезными, и ее карьера в институте, начавшаяся всего несколько недель назад, пострадала безнадежно. Никто другой — и уж тем более Аламо — не возьмет ее к себе после того, как она вступила в конфликт с двумя ведущими профессорами факультета.

Никто не ответил, и Тина пошла в свой кабинет. Говард работал за компьютером. Когда Тина вошла, он перестал стучать по клавиатуре.

— Прости, что я вчера всех вас бросила, — сказала она. — Мне показалось — это лучшее, что я могу сделать для сэнсэя. Слишком много народу, слишком много всего сразу происходит, понимаешь.

— Ерунда, — ответил Говард.

— Ты ведь не видел еще Портер?

— Сегодня — нет. — И он снова заколотил по клавишам.

Тина застала Уиджи у него в кабинете. Он оторвался от книги.

— Тина, прости за вчерашнее — что я привел Аламо. — Уиджи поднес воображаемый пистолет к виску. Тина села на свободный стул.

— Какие у меня теперь неприятности?

— В смысле?

— Ну, у меня ведь, наверное, будут какие-то проблемы. Я пренебрегла мнением научного руководителя и еще одного профессора.

Уиджи поерзал на стуле и отложил книгу.

— Думаю, все обойдется.

— Да, но это лишь одна из гипотез. А по другой версии мне конец.

— Брось, Тина. Не думай об этом.

Тина пожала плечами:

— Ладно, не буду мешать тебе заниматься.

— Поужинаем потом вместе?

— Не могу, мне нужно к маме.

— Как она?

— Трудно сказать. Почти не разговаривает. Думаю, у нее депрессия. Она совсем не работает.

— Это понятно, — ответил Уиджи. — Должно быть, ей это тяжело. И стресс еще усугубляется болезнью.

— Ну еще бы.

— Но она, кажется, неплохо держится.

— Не знаю. — Тина встала и повернулась к двери. — Спасибо, Уиджи. Мне стало полегче.

— В любое время.

Сан-Франциско

Не вставая, Ханако вытянулась на кровати и открыла дверь. Вошла Киёми.

— Ханако, что случилось? Почему у тебя дверь заперта?

Ханако оперлась на подушки — лодыжка пульсировала от притока крови после такого напряжения. Киёми присела на краешек.

— С тобой все в порядке?

— Сэнсэй здесь, — простонала Ханако.

— Здесь?

Ханако кивнула:

— В старой комнате Ханы. Она его привела.

— Это я виновата. Тина увидела меня в школе. Пришлось ей сказать, что это ты отправила меня проверить, как дела у сэнсэя.

— Нет, не ты… — Ханако потянулась к ногам — их свело судорогой.

— Ханако?

Ханако, скривившись, ткнула в сторону кухни.

— В ящике для палочек.

Киёми побежала на кухню. Боль судорог были сильнее обычной.

— Это? — спросила Киёми, закрывая дверь.

Она принесла самокрутку с марихуаной и коробку спичек из «Тэмпура-Хауса». Ханако кивнула. Киёми передала косяк Ханако. Та поднесла его к губам, Киёми зажгла спичку и дала ей прикурить. Когда пламя коснулось сигареты, Ханако глубоко затянулась. Набрала полные легкие и закашлялась на выдохе.

— Никогда такого не пробовала, — сказала Киёми. Ханако протянула ей самокрутку. Киёми сделала затяжку, быстро выдохнула, и вернула косяк. Ханако затянулась еще — на этот раз ей удалось задержать дыхание и не закашляться.

Она опять передала косяк Киёми, та сделала еще одну осторожную затяжку и вернула его Ханако. Покачала головой и медленно выдохнула дым.

— Двух затяжек хватит? — спросила Киёми.

Ханако кивнула. Киёми загасила оставшуюся часть, прижав зажженный конец к спичечному коробку.

— У меня голова кружится. — Она сидела на краю кровати.

— У меня тоже, — ответила Ханако.

Через пару минут мышцы ног расслабились, судороги стали ослабевать.

— Тебе лучше? — спросила Киёми.

— Хай. Домо^[72].

— Хорошо, — сказала Киёми. — Ты знаешь новую официантку?

— Нет, а что?

— Она хорошо работает.

— Хорошо.

— Очень любезна с посетителями.

— Это радует.

— Но не так, как ты, — быстро добавила Киёми. После долгой паузы она сказала: — Тебе нужно рассказать Тине. Она поймет. Она заберет его отсюда.

— Я знаю, но так много всего… — Голос Ханако становился мягче с каждым словом.

Беркли