Достаточно было лишь слегка задержать поток, чтобы мучительная волна озноба, подняв дыбом несуществующие волосы, оставила ощущение удушливого жара, затопившего тело. Я поспешил вернуть захваченное, отправив его назад, туда, в глубину моря, откуда накатывало необозримое будущее. Я уже делал нечто подобное, пытаясь смотреть на происходящее теми чувствами, что дал храм, и потому знал, что искаженный поток вокруг моей головы напоминал подвижную картину волновой интерференции, вдоль главной оси которой и формировалось основное воздействие. Не давая иссякнуть крохотному мучительному ручейку, я сейчас напоминал странный светильник, в фокусе которого был мой мозг, испускавший в пространство фантастическим одуванчиком сложную вязь сверкающих пятен. Ничего не происходило. Я тратил время и силы на то, чтобы просто стабилизировать торможение тени от храма и сброс расщепленного воздействия. Ну, как не происходило? Вода рядом с храмом готова была закипеть, и только ее масса и постоянное, хотя и очень слабое течение позволяли мне вместе с плотиком не оказаться натуральной крышкой грандиозного чайника. К тому же я старался брать от тени как можно меньше, получая минимум неприятных ощущений и пустого нагрева мирового океана.
Наконец, когда приливы и отливы жара и холода слились в одну монотонную дрожь, я позволил использовать то, на что убил почти все утро — мне надо было отчетливо представить гудящий на ветру стальной трос, пахнущий молоком, чтобы все эти лучики и пятнышки шевелящегося ореола одуванчика вокруг обрели цвет — непередаваемый оттенок лилового с ощущением бордового блеска. Есть! Грандиозному морскому чайнику не суждено было закипеть. Вместо этого к поверхности моря устремился мощный поток воды. Храм лежал довольно далеко, правильно отстроить фокус луча на глазок, находясь к тому же на болтающемся плоту без возможности сдвинуться в сторону, было практически невозможно — и вот вода, попавшая в пятно интерференции, которое, по задумке, должно было полностью погрузиться в тело храма, рванула к поверхности. Я не сразу сообразил, что происходит, и заплясавший под моим седалищем плот показался на мгновение живым — этаким диким быком, по дурости оседланным незадачливым туристом. К счастью для меня, я работал на минимумах и к тому же, хоть и с изрядной задержкой, осознавал происходящее, поэтому, почти распластавшись на мокрой палубе, умудрился сместить фокус в нужную сторону. Фонтан, не родившись, прекратился.
Я поднялся, возвращая сидячее положение, и всмотрелся в образовавшийся узор. Представьте, каково это — аккуратно процеживая энергию тени, непрерывно держать в голове образ гудящего троса с нужными ароматами и сквозь напряженную кашу сознания рассматривать, как луч, сцепившийся с телом храма, наливается малиновой густотой, превращая прочие перья грандиозного одуванчика в бледные тени, и как его противоположность — та, что уходит полосатым пунктирным столбом в зенит, темнеет синевой спортивного костюма.
Полдела сделано. Теперь остается нарастить величину потока, пока та глыба на дне не покинет насиженное место. Знать бы, насколько нарастить и не сгорит ли материя моего собственного мозга, переваривая эту воображаемую реальность? Попросту говоря, как бы крыша не поехала вместо храма!
Крыша осталась на месте. Я даже удивился, какая могучая энергия порождается преломлением на такой нежной и слабой основе, как серое вещество моего мозга. Подозреваю, что на самом деле последнее использовалось в данной ситуации лишь как управляющая подсистема, сцепленная с истинным преобразователем — храмом. Скелле умудрялись, между нами говоря, оперировать значительными энергиями, без негласной поддержки инопланетных технологий. Так что управляющая система — это всего лишь гипотеза. Может, это я такой могучий. Хотя, без храма я мог лишь пыль сдувать в закоулках Саутрима — впрочем, и это было иногда полезно.
Он сдвинулся. Я не просто заметил это, я это почувствовал — как если бы весь его вес, невероятный даже с учетом архимедовой составляющей, был чем-то невидимым привязан к моим чувствам — дрогнул свет, изменился звук, натянулись мышцы, завоняло мышами и на мгновение нестерпимо зачесалась спина. Все быстро прошло, и вместе с тем я был уверен, теперь я связан с ним — его будущее стало моим.