Четвертый

Времени наслаждаться или даже просто анализировать новые ощущения не было. Там, не так уж и далеко, в море что-то происходило, что-то, явно касающееся меня, что-то важное, но без моего участия. Меня отбросили, как неважную деталь, оставили на потом. Это злило, и я делал то, что только и мог — поднимал со дна древний тысячетонный храм, единственный источник силы и будущего для меня. Он двигался, он наплывал сверкающим потоком, постоянно увеличиваясь в размерах. Остатками тех чувств, которыми я был наделен от рождения, я слышал, как скрипели, натягиваясь, швартовы, я видел, как вспучивалась вода и кипел позабытый в этих местах уже сотни лет прибой, бившийся, правда, не о берег, а о рукотворный округлый горбатый водопад, в центре которого метался привязанной рыбой мой плот.

Утробный вой гибнущей собаки, оставленной хозяином, издали швартовые, заставив остановиться. Еще немного, и они лопнули бы. Как водится, не одновременно, возможно, даже не все, но я в любом исходе очутился бы в воде. Страшно представить последствия: вид храма, уносящегося навстречу недалекому дну, оставляя могучий водоворот, засасывающий несостоявшегося покорителя вселенной, едва не сдул из сознания образ гудящего троса, жизненно необходимый для контроля. Я справился. Сдержался. Поток не дрогнул, запах молока не выветрился. Храм, уже зримый под слоем прозрачной воды, застыл почти на поверхности.

Что делать? Надо отдать швартовы, но как это сделать в этом сумасшедшем напряжении? Я мог еще худо-бедно двигаться, сохранять равновесие, но бегать, отвязывая канаты, нереально. Покоритель, блин, вселенной! Три веревки, три конца отдать не может!

Пришлось рисковать. Хотя получилось просто и красиво — я позволил себе на мгновение забыть о стальном гудящем тросе с молочным запахом, отпустил тяжелую громаду и крутанул ветками интерференции, мгновенно насытившейся радужным сверканием по натянутым канатам. Те отозвались дружной серией мокрых хлопков, но я уже не слушал, намертво вцепившись своим вниманием в ускользающую, огромную, как вселенная, глыбу под взбаламученной поверхностью моря. Настоящее облегчение я ощутил, когда понял, что поймал ее, когда стало ясно, что мне не придется повторять пройденный путь, молясь, чтобы ветер и волны не выгнали плот из тени ускользнувшего храма.

Плот закрутило. Несмотря на то что я остановил движение, вода, стремящаяся покинуть пятидесятиметровый поперечник площади нового острова, внезапно возникшего посреди моря, породила гигантский плоский водоворот, увлекший мою ненадежную опору за собой. Мелькнул и унесся за плечо островок на горизонте, опять вынырнул уже с другой стороны, я всмотрелся в отчетливо видимую поверхность храма под прозрачной и чистой, как голубоватое стекло, морской водой и понял, что пора прыгать.

Прыжок не задался, я кубарем свалился в кипящую, покрытую пенными разводами воду. Как ни странно, но не потерять фокус, удержать храм в поле зрения оказалось несложно — видимо, сказалось наследство далеких предков, древних обезьян, обладавших отличным вестибулярным аппаратом. Гораздо сложнее было удержаться самому на его поверхности. Представьте, что вы стоите на гладкой и ровной приморской набережной во время шторма и оказались в потоке воды, после удара волны, стремящейся вернуться в лоно моря. Еще добавьте, что, по капризу архитектора, на этой набережной нет никаких ограждений, и вы поймете мое положение. Спасли меня размеры этой штуковины — несмотря на то, что протащило меня метров двадцать, не меньше, до края я, что называется, не доехал. Вода в основном объеме схлынула, и я обнаружил себя на четвереньках на краю обширной мокрой площади, о дальний от меня край которой лупили волны, не понимая, откуда взялось это препятствие.

Какое-то время я оставался в этой нелепой позе — для меня по-прежнему главной задачей было удержание храма. Потеряй я его, и, боюсь, второго шанса уже не было бы. Честно говоря, в тот момент до меня дошло, насколько непродуманно и авантюрно я действовал. Я еще ничего не добился, а уже пару раз находился на краю провала. Можно, конечно, гордиться тем, что именно моя способность сохранять концентрацию, несмотря на обстоятельства, выручила, но рассудок твердил — это чистая случайность, и если ты продолжишь ее испытывать, то результат будет закономерен. И, к сожалению, я догадывался, что это будет за результат.