Четвертый

Домой. Нет, не на Землю. Всего лишь туда, где меня ждут и любят. Я уже соскучился по моей скелле, по малышу, по самолету. На самом деле, я был не вполне искренен, когда говорил, что никуда больше не собираюсь, просто я еще не готов к такому путешествию, не освоил подарки храма, а это грозило занять много времени, не разобрался с делами семьи, да и, если честно, не представляю, что буду делать, доведись оказаться там, на Земле. На самом деле, я скучал по этой шумной и бурной планете, скучал по русскому языку, скучал по знакомым и таким привычным с детства лицам. Но боль первого путешествия до конца не оставила меня, хоть и забилась куда-то в далекие уголки памяти. Как приобретенный условный рефлекс, она выскакивала из своего убежища, стоило протянуть руку туда, где однажды было больно, заставляя сокращаться мышцы — организм сопротивлялся, он не желал повторения неприятного опыта.

Мне нравилось стоять на самом носу судна. Матросам там почти нечего было делать — брашпили топорщились украшением бака, а флагштока с гюйсом, несмотря на свою любовь к знаменам, на Мау не изобрели. Там, на самом окончании, я был почти со всех сторон окружен водой, и, если не оборачиваться, можно было даже представить, что море само торопится пробежаться под моими ногами. Сейчас я в очередной раз забрался сюда, пережидая суету снятия с якоря, желая на прощание взглянуть, как скроется из вида приметный островок со своим инопланетным гостем, отдыхающим на дне рядом с пляжем. Море было спокойно, лишь медленно колыхалось в такт длинной океанской волне, размеренно набегавшей на утонувший континент из синей дали запада.

Палуба под ногами дрогнула, скрипнул влажный песок, меня мотнуло, как будто пляж, море и горы позади на мгновение наклонились. Вот же черт! Опять двадцать пять! Я стоял на уже знакомом пляже безвестного острова, даже время дня, похоже, совпадало с моим первым визитом. Вот только море на этот раз набрасывалось на берег рассерженными шипящими валами, длинные пенные языки которых почти достигали моих ног. Прошлый опыт не прошел бесследно, вместо судорожного обозревания окрестностей я сразу же уставился на море, ожидая нового визита неизвестной сущности. Какое-то время ничего не происходило, так что я даже вспомнил о рецепторах, привитых мне храмом. Сосредоточившись, я сразу же прозрел. Еще до того момента, когда разозленные волны заревели цепными псами, рвущимися с поводка оттаскивающего их хозяина, я уже видел звездный поток будущего, крепнущий передо мной. Он набирал плотность и, казалось, приглашал присоединиться к нему, дотронуться до событий, принадлежащих далекому и такому близкому, иному. То, что я ощущал новыми чувствами, заслонило выросший широкий горб воды и то, как он утих, растворяясь вместе с чужим временем. Я смотрел и понимал, как эли других миров, да и, вероятно, древние переселенцы путешествовали. Но я пока не понимал, что должен делать я сам, чтобы воспользоваться очевидным приглашением. И, что более важно, я был не готов прямо сейчас заплатить временем за пространство. Хорошо хотя бы то, что теперь никакие чудовища не мерещились мне в морских глубинах. Я чувствовал, что это приглашение было лишь очередным инструментом — могущественным, но лишенным малейших проблесков разума.

Когда все успокоилось и очередной пенный язык лизнул мои сандалии, я задумался — из трех раз дважды меня выдергивали на этот остров из окрестностей храма, но однажды, по крайней мере, зрительно похожее приглашение я получил там, где никакого храма не было — в Саутриме. Была там лишь кромка гигантского древнего кратера. Не стоит ли обыскать окрестности?

Мелькнул знакомый островок, но палубы под ногами не оказалось — я возник словно из ниоткуда, на высоте нескольких метров над морем и, даже не успев сориентироваться, рухнул слегка наискось, как был в сандалиях и одежде, в воду. Немного испугавшись исчезновению судна, вынырнул, озираясь, чтобы обнаружить в трех метрах позади нависающий тенистый борт, заслоняющие яркое солнце надстройки и изумленное с вытаращенными глазами лицо какого-то матроса, тут же заоравшего: — Человек за бортом!

У Его Величества был плот. Кто из нас в детстве никогда не стоял на шаткой поверхности брошенного в воду забора или даже самодельного настоящего плота? Разница была в размерах. То, на чем Его Величество любил проводить личное время, огражденный от назойливых дел и не всегда приятных встреч текучей водой великой реки, скорее походило на небольшой загородный дворец, таскаемый охраной по самым живописным местам дельты Дона. Сюда нельзя было попасть ни по какой протекции. Только семья или те, кого Его Величество пригласил лично. Было лишь одно исключение — Ас. Ближайший помощник и крупнейший администратор в одном лице мог появиться всюду, где бы ни путешествовал монарх. Разумеется, и он не мог вмешаться в личное время Его Величества, поэтому скромно сидел за маленьким столиком, стоявшим под длинной анфиладой галереи, окружавшей невысокую надстройку со всех сторон, ожидая своего часа.