Четыре дня в начале года тигра

Наступил февраль, и официальные лица автономных Филиппин стали шептаться о том, что Вашингтон их «бросил», «продал». Кесон услышал, как Рузвельт заявлял по радио, что тысячи самолетов уже в пути — в Европу.

Дон Мануэль взорвался:

«Тридцать лет я работал для филиппинцев, уповая на них. Сейчас они горят в огне, умирают за флаг, который не в состоянии защитить их. Рог Dios у todos los santos[34], я не могу больше слышать эти постоянные ссылки на Англию, на Европу! Где самолеты, которыми хвастается этот sinverguenza? Que demonio![35] Почему американцы так корчатся от боли из-за судьбы дальнего родственника, когда родную дочь насилуют в задней комнате?»

У Кесона был план: пусть США немедленно предоставят Филиппинам независимость, тут же объявят их нейтральными, тогда и США и Япония могут вывести свои войска. Рузвельт отверг это предложение и обещал, что «пока флаг США развевается на филиппинской земле, наши люди будут защищать ее конца».

Одновременно Макартур получил такое послание Рузвельта:

«Сопротивление японскому агрессору до последнего является ныне самым главным делом на Филиппинах. Организуйте максимально эффективное сопротивление на максимально длительный срок, который только позволяют человеческие силы».

Лишь теперь бедный Макартур понял, что от него требуется: превратить Батаан в символ сопротивлении. Для Вашингтона все остальное не имело никакого значения.

Отступление к шоссе Пилар — Багак привело к тупиковой ситуации. Большую часть февраля держалось неустойчивое равновесие, но теперь силы ЮСАФФЕ косили малярия, дизентерия, цинга и голод. Во время затишья японцы прибегли к пропагандистской кампании и засыпали позиции ЮСАФФЕ листовками, копиями меню манильских ресторанов, фотографиями красавиц в соблазнительных позах. Все это должно было внушить одну мысль: «Филиппинцы, отправляйтесь по домам, хватит воевать за белого человека».

В марте, когда Макартура и Кесона вывезли в Австралию, войска на Батаане поняли, что их просто-напросто списали. Макартур, кажется, согласился покинуть Филиппины только потому, что ему дали понять, будто в Австралии сосредоточиваются крупные силы, которые ждут, что он поведет их на Филиппины. Его «Я вернусь», следовательно, в то время означало нечто очень близкое; он имел в виду не «Я вернусь со временем», но «Я тут же вернусь». В Австралии, убедившись, что никакие войска его здесь не ждут, он совершенно пал духом.

Что до Кесона, то этого отчаявшегося пришлось увозить из страны чуть ли не насильно. Покинув Коррехидор еще за три недели до Макартура, 18 марта он все еще находился в стране и настаивал на том, что должен остаться. Он не мог заставить себя уехать. В конце концов его чуть ли не силой переправили на Минданао, но оттуда, вместо того чтобы лететь в Австралию, он улетел в Дансалан. Осменье понадобилась неделя, чтобы убедить его отправиться с ним на плантацию Дель Монте, где ждал самолет на Австралию. Но, добравшись до плантации, Кесон опять исчез со всей своей семьей, и его нашли в хижине на склоне гор. «Все, — стонал он, — буквально все получают помощь от Рузвельта… Кроме Филиппин».

В ночь на 26 марта президента наконец доставили к самолету и, как показалось присутствующим, затолкали туда силой.

Страстная неделя

В 1942 году Страстная пятница выпала на 3 апреля. Утром этого дня генерал Нара начал последнее наступление. Кульминацией битвы на Батаане стал бой у подножия горы Самат, где пытались удержаться силы ЮСАФФЕ.

Наступление началось с мощной артиллерийской подготовки, которая выбила парней ЮСАФФЕ из окопов и заставила их откатиться на вторую линию обороны. Японские самолеты сбросили зажигательные бомбы, и под прикрытием дыма и пламени японцы пошли в атаку в три часа дня страстной пятницы, в самый печальный час года.

К сумеркам они пробили трехмильную брешь в позициях ЮСАФФЕ.

Мощный артиллерийский обстрел и воздушная бомбардировка продолжались всю субботу и все воскресенье — светлое Христово воскресенье. В начале наступления ЮСАФФЕ занимали позиции между горой Самат и японцами. В пасхальное же воскресенье потрепанные батальоны были отброшены за гору, а японцы карабкались наверх, чтобы водрузить на вершине знамя.

6 апреля ЮСАФФЕ предприняли контрнаступление — оно началось с безрассудства, а кончилось хаосом. Целые дивизии были просто рассеяны, и войска превратились в обезумевшую бегущую толпу.

Однако на западной стороне полуострова силы ЮСАФФЕ, которыми командовал генерал Эдвард Кинг, так и оставались незадействованными. Нужно ли было перебросить их на выручку на восточную сторону? Уэйнрайт считал, что нужно, и приказал Кингу послать своих людей в бой. Но генерал-майор Джонс возражал, полагая это бессмысленным. Люди слишком ослабели от голода и болезней, контратака бесполезна — она только отсрочит конец, но ничего не изменит.

В конце концов генерал-майоры Джонс и Кинг решили примириться с неизбежным.