Четыре дня в начале года тигра

Когда японцы увидели, что у них на руках более 70 тысяч пленных, вся предварительная работа пошла прахом. К примеру, как перебросить 70 тысяч человек в двухстах грузовиках? И когда транспортных средств не осталось, пленных погнали пешком. Их конвоировали японские солдаты, утомленные боями, раздраженные свалившейся на них обязанностью и к тому же исполненные тех милых качеств, которые вложила в них одна из самых утонченных культур Востока.

Солдат ЮСАФФЕ три месяца вели Маршем Смерти через горы и джунгли Батаана, и многие павшие на дороге в Капас были жертвами не японской жестокости, но голода, болезней, истощения и ужаса, который вселил в них путь от горы Натпб до горы Самат. Где бы ни настигла их смерть, они пали на Батаане.

9 апреля мы всякий раз вспоминаем о Батаане как символе, как источнике вдохновения. Батаан действительно символ невыразимого, однако источником вдохновения он может служить только для слабоумных. Он должен быть предупреждением нашему на роду, старым как мир предупреждением: «Не доверяйте принцам».

ОНИ НАЗВАЛИ ЭТО «ОСВОБОЖДЕНИЕМ»

© 1983 by Nick Joaquin

Тихоокеанская война, призрачная годовщина которой на прошлой неделе осталась неотмеченной (15 августа — день победы над Японией), началась и закончилась для Филиппин ненужными потерями.

Вопросительный знак относительно пятимесячной бойни — с 8 декабря 1941 года, дня начала войны, до 7 мая, дня падения Коррехидора, — нависает главным образом над Батааном, и вопрос заключается вот в чем: нужна ли была эта бойня?

Но даже Батаан предстает нехитрой загадкой по сравнению с куда более значительным вопросом, нависающим над восемью месяцами кровавого ужаса — с 20 октября 1944 года, дня высадки на острове Лейте, до падения Манилы 30 июня 1945 года, — временем, которое пользуется в нашей истории сомнительной славой «периода Освобождения». Вопрос же таков: нужно ли было проходить этот путь от Лейте до Манилы?

Для нашего народа, понесшего тяжелые потери, ни один из этих вопросов не является риторическим; они должны быть поставлены оба, раз уж за красным от крови приливом на Батаане в 1942 году мы угадываем преступную халатность и глупость тех людей, которые вовлекли нас в войну, а затем, бросив самих расхлебывать эту кашу, ринулись на помощь своим британским кузенам; а за национальной трагедией 1945 года — никакого другого оправдания, кроме задачи восстановить престиж.

Поскольку все это обрушилось на наши головы, мы имеем право выдвигать обвинения; заниматься этим спустя столько лет не есть пустое занятие: нам необходимо постоянно напоминать, что мы больше не должны позволять использовать себя столь бездумно.

Крайняя точка зрения на «кампанию Освобождения» такова: хотя в общей картине военных действий нужды в ней не было никакой, она была предпринята лишь ради того, чтобы Макартур мог вернуться и обрести свое лицо там, где он его потерял. Если это так, то сие генеральское лицо оказалось самым дорогим в истории — он спас его ценой почти полного уничтожения нашего народа, и расхожая шутка 1945 года, прозвучавшая на руинах, гласила: возможно мы и переживем еще одну войну, но уж никак не еще одно Освобождение.

Собственно, и по сей час неясно, пережили мы Освобождение или нет, не погубят ли нас в конце концов его отдаленные последствия, все еще отравляющие нашу кровь. Говоря о последствиях войны, мы фактически говорим о последствиях Освобождения. Война сама по себе могла бы оказаться чем-то ироде страшного кошмара, если бы мы пробудились от него в мире, более или менее уцелевшем; но весь ужас в том, что к нашему вою присоединился вой гибнущего мира, и это нанесло неизлечимую травму. Мы уже не могли вернуться в мир устроенности и приличий, в мир логики и закона.

Освобождение настроило нас против старого порядка и буквально вооружило против него. Американцы, с удовольствием сообщающие своим более мирным соотечественникам, что объявления в наших ночных клубах предлагают сдавать огнестрельное оружие швейцарам, смеялись бы не так весело, если бы им сказали, что именно они несут ответственность за пальбу на Филиппинах. Незарегистрированное оружие превратилось в проблему как раз потому, что и сорок пятом освободители наводнили им страну, видимо в надежде, что каждый филиппинец убьет хотя бы одного японца и тем облегчит войну для американских джи-ай. Помимо этого свободно ходившего оружия были запасы, предназначавшиеся для вторжения в Японию. Когда японцы сдались без сопротивления, практичный здравый смысл янки нашел способы направить значительную часть этих запасов на выгодные местные рынки. Этот же их здравый смысл до сих пор находит ходы на местный рынок оружия, если верить идущим в Мороландии[36] разговорам о том, что самый богатый сегодня источник оружия — остров Мактан, где находятся американские склады. За разгулом насилия на Филиппинах стоит ненасытная жадность янки.