Четыре фрейлины двора Людовика XIV

— Иначе разве я осмелился бы вас беспокоить?… Вот, пойдемте-ка на эту сторону, там у меня часовой, который не позволит застать нас врасплох. Нас не должны видеть вместе, и я вижу по моим следам некоего типа, которого нам должно опасаться.

— Не имеют ли опять дурной замысел против меня?

— В настоящее время это другое дело и о другой особе идет речь.

— Я слушаю.

— Я не из друзей герцогини Фонтанж, а вы?

Как ни был приготовлен наш герой к самым странным вопросам этой личности, но этот последний произвел в нём содрогание; он оглядел своего собеседника сверху донизу.

— О! конечно, — продолжал бродяга, от которого не ускользнуло это движение, — я произвожу на вас человека нескромного, даже дерзкого.

— Не то; я знаю, что с твоей стороны все это серьёзно. Но я не ожидал этого вопроса. Зачем ты мне его задаёшь?

— Я буду откровенен и ясен, насколько это возможно; с вами я не имею задней мысли. Эта женщина была несчастием нас обоих; мне она разбила жизнь; вам она разбила сердце.

— Замолчи!.. замолчи!..

— В таком случае, остаётся или забыть или отомстить. Забыть! это легко сказать, и я желал бы видеть тех, которые так говорят!.. Что же касается до мести… Не восклицайте: я знаю, что вам предлагали средства и вы отказались.

— Что ты хочешь? Чего домогаешься?

— Я желал бы знать наверно ваши чувства в отношении неё.

— Я непременно требую, чтоб ты мне сказал зачем.

— Затем, что интересуясь вами, а не ей, я желал бы знать, как вы восприняли бы случившееся с ней несчастье.

Ален оставался внешне спокоен, но поглядел на своего собеседника испытующим до глубины его мыслей взглядом.

— Ба! — продолжал цыган. — Мы все смертны, и это лишь предположение… ничего другого.

— Не вздумай меня обмануть! — сказал молодой человек. — Я понимаю, что кто-нибудь имеет против неё пагубные намерения. Соучастие, от которого я отказался, ты принял его?

— Вы мне всё же не отвечаете.

— Речь идёт о совершении преступления, и ты пришел со мной посоветоваться?!

— Правда, я, может быть, сделал глупость; мне не надо было мешать этому делу; и вы узнали бы об нем после… Ах! что делать, таковы мы, негодяи, мы не имеем хитрых мыслей, как вы, кавалеры.

— Прежде, как и после, преступление — это всё же преступление, и мой ужас одинаков.

— Это не в том главное дело. Я знаю вашу деликатность.

— Но объяснишь же!

— Ей Богу, тем хуже, я приступаю! Что меня интересует, это знать — не как велико было бы ваше негодование, но насколько вы были бы огорчены, в случае, если бы случилось несчастье с особой, о котором идет речь… Вот ещё предположение — если эта особа вдруг завтра умирает, совсем естественно, будете ли вы её оплакивать? Видите, насколько я откровенен с вами; отвечайте мне также, и всё объяснится… Вы колеблетесь Я понимаю. Представьте себе, если это только возможно, что вы не с негодяем от нищенства говорите, но с преданным слугой, готовым пролить кровь за вас…

— Я тебе отвечу, как ты того желаешь, потому что я доверяю тебе, как слуге, о котором ты говоришь.

— Вот доброе слово, мой кавалер, и которое вам припомнится там вверху.

— Я люблю другую женщину.

— Хорошо.

— Я люблю другую, но всё же по странности, походящей на трусость, я и к первой не совсем равнодушен, и в гневе, который она во мне возбуждает, есть остаток нежности. Я не хочу о ней думать, я буду презирать самого себя, если когда-либо возвращусь к ней, но всё-таки, если бы с ней случилось несчастие, меня бы задело за живое и очень огорчило бы.

Дрожь его голоса выражала сколько одна эта мысль его огорчала.

Бывший каторжник посмотрел на него с состраданием, и сделал головой знак сожаления.

— Решительно, — сказал он, — я хорошо сделал, что решил с вами посоветоваться. Раз уже это вас так огорчило бы, то об этом нечего и думать. Будьте покойны, клянусь вам, что если случится какое-нибудь несчастье, я тут буду ни при чем… Причинить вам огорчение, мне!.. Нет! нет!.. Идите, и будьте покойны, кавалер, и благодарю вас за аудиенцию.

— Подожди! — вскричал Ален. — Мне недостаточно твоего отказа от соучастия в этом заговоре.

— Чего же вы ещё желаете?

— За неимением твоей помощи, прибегнут к другой.

— Вероятно, но тут уж я не могу помешать.

— Напротив; оказавшись на пути и, зная кто злоумышляет против герцогини, ты можешь следить за этим человеком; И мне надо, чтобы ты проследил! Ты мне предан, ты говоришь? Я этому поверю, если ты будешь за всем следить и помешаешь малейшей тени заговора.

— Это трудно!.. сделаться хранителем женщины, которой обязан всеми своими несчастиями! Но раз вы этого желаете… вам нет ни в чём отказа. Повинуюсь.

Они расстались и отправились каждый по своей дороге, в разные направления: кавалер к своим друзьям, Пьер Кольфа — к изувеченному Жано.

Этот разбойник, когда во что-либо вмешивался, имел удивительную честность.

Мы знаем, как он сдержал слово, отказав маркизе.

* * *

Программа празднеств представляла собой удивительное великолепие.