Четыре фрейлины двора Людовика XIV

— Мой дорогой друг, если б даже меня не так непреодолимо увлек вихрь, есть ещё две причины, препятствующие союзу, о котором вы мечтали. Я знаю вашего двоюродного брата лучше вас. Он из таких людей, на которых обхождение оставляет глубокие впечатления. Что наши версальские подлипалы приняли бы как величайшую милость, его гордость бретонца оттолкнула бы; поверьте мне, он никогда не будет мужем женщины, сердце которой билось для другого.

— Но король…

— Король ничего не значит для него, в сравнении с его гордостью. Вторая причина не менее убедительна: я удивляюсь, что вы, с вашей прозорливостью, до сих пор этого не заметили. Не только ваш двоюродный брат перестал меня любить, но он и сам любит другую.

— Вы ошибаетесь… я клянусь… — вскрикнула г-жа Кавой.

Но герцогиня Фонтанж продолжала не без некоторой горечи:

— По насмешливой игре судьбы, которой как вы видите надо верить, он любит Уранию де-Бовё, и он ею любим Мне достаточно было видеть их два раза вместе, чтоб убедиться в этом.

— Какой светлый взгляд!.. Я вспомнила действительно… Вы, может быть, отгадали верно.

— Я уверена в этом.

— Ну, нечего делать, закончила важно г-жа Кавой; вы прозорливее меня, и я очень плохой адвокат!

Герцогиня Фонтанж перебила её и с живостью сказала:

— Да верно! Я оттолкнула ваши переговоры, но я питаю живое участие к этому благородному кавалеру. Я ему дам, без того, чтоб он подозревал, что это через меня, доказательство сегодня вечером, — его назначение в капитаны подано для подписи королю.

— Хорошо!

— Вы же, дорогая Луиза, обратите туда свои заботы, которые вы предлагали мне. Урания д-Бовё состоит под непосредственной зависимостью от маркизы, а везде, где есть влияние этой женщины, — я боюсь!

— Что заставляешь вас так думать?

— Ничего верного; у меня есть предчувствие… это верно вследствие моего нездоровья; с некоторых пор это меня преследует… Мое влечение к удовольствиям часто только потребность, которую я испытываю, чтоб рассеяться и отогнать беспокойные мысли.

— Бедная Мария!.. Уже…

— Но оставимте это… Я слышу под окнами шум моей прекрасной коляски, мои нетерпеливые лошади становятся на дыбы; поедемте покататься по этому замечательному городу, это рассеет наши чёрные мысли, и мы вернем нашу веселость, чтоб сопровождать короля в его прогулке по морю, которая должна увенчать его удовольствия.

Вскоре они катили вдвоем по твердой мостовой улиц, приказав вести себя по тем, которыя вели к монументам и к валу.

Приближаясь к этому повороту ворот города, их пышный и открытый экипаж встретился с «берлином» самой незавидной наружности, который выезжал из города.

Проезд был узок; их кучер, с дерзостью, свойственной их касте, желал перегнать ту карету, отчего последняя получила сильный толчок. Испуганная женщина выглянула в дверцу.

Взгляд её встретился со взглядом катающихся, которые вскрикнули от удивления.

Но путешественница уже живо спряталась в глубь кареты, в которой она сидела одна, и её кучер ловко и быстро проехал ворота города.

— Это она! — сказала герцогиня, следя взором за таинственной каретой. — Обер-гофмейстерина здесь! Я это подозревала.

— Король приказал ей оставаться в Кланьи. Какое намерение заставило её нарушить это приказание? Вы правы, герцогиня; всегда и во всем надо остерегаться этой надменной женщины.

— И злой!.. — прибавила Мария Фонтанж. — Послушайте, — продолжала она в сильном волнении, от которого у неё побледнели губы, — вид этой женщины опасен мне в моем положении… Она принесёт мне несчастье.

Глава тридцать пятая

Пять поколений фавориток, — Самая хитрая из пяти. — Огорчения девицы де-Бовё. — Она его так любила!

По возвращении двора, маркизы больше не нашли. Её не было ни в Версале, ни в Кланьи, ни в Париже. Это всех заинтриговало и некоторые выражали свою радость, в надежде что она решилась оставить ложное положение и этим дерзким отъездом вздумала протестовать против поступков короля.

Герцогиня Фонтанж выражала это чувство г-же Ментенон, у которой она не проникла честолюбивых намерений, в другом роде, чем у обер-гофмейстерины.

Но вдова Скаррон обладала большей проницательностью. Игра, которую она вела с тремя фаворитками, Лавальер, Монтеспан и Фонтанж, была бы немыслимой, без постоянного изучения их темпераментов и характеров.

— Не доверяйтесь, прекрасная герцогиня, — сказала она неопытной и непроницательной Марии. — Маркиза скрывается, подобно птице, чтоб лучше наблюдать за добычей, которая показывается в ту минуту и там, где её менее всего ожидают, она ещё отважнее и смелее.

Мнение это было справедливо, потому что вскоре узнали, что обер-гофмейстерина в сопровождении одной только служанки и одного человека, поехала в Анжу посетить младшую сестру, игуменью де-Фонтеврольт.

Было ли это внезапным решением; была ли это просто фантазия, или потребность отдохнуть?