Четыре фрейлины двора Людовика XIV

— Не будем играть словами, mademoiselle; речь идет не о преступлении, но о важном неповиновении, могущем повредить намерениям против вас.

— Намерения?.. против меня?.. без моего ведома?.. — сказала m-elle де-Бовё, предчувствуя на этот раз дурное известие или коварство.

— Ваше семейство и я решили вас выдать замуж.

— Когда?

— Когда этого захотели.

— А если я этого не желаю? — гордо спросила молодая девушка.

— Надо будет, чтоб вы пожелали.

— Но, madame…

— Вам нашли выгодную партию, в которой титулы соединены с состоянием.

— Довольно, пожалуйста; эти подробности излишние; это не самолюбие, а мое сердце надо спросить, а моё сердце…

— Принадлежит моему смертельному врагу, я это знаю.

— Посмотрим, посмотрим, madame, объяснитесь и рассудимте, пожалуйста. Не вы ли меня познакомили с г-ном де-Кётлогоном? Не вы возбудили во мне эту любовь, против которой я сперва боролась, и, оценив, наконец, его достоинства, полюбила его? Любя его, я только вам повиновалась.

— Вы мне повинуйтесь, забыв его.

— Думаете ли вы серьезно, что это возможно? Тогда и вы меня так плохо знаете, полагая, что я меняю чувства по первому дуновению ветра? Нет, madame, нет!

Улыбка адской злости пробежала по губам обер-гофмейстерины.

— Вы не знаете, что говорите, — сказала она; — вам это докажут. Знайте, что я женщина, не способная оставить обиду или зло безнаказанным. При дворе, где самые гордые наступили мне на ногу, воображают, что я сделалась бессильна, и что я сложила с себя сан… Этими громовыми ударами я разубежду их. Знайте, что никто из тех, против кого я имею серьёзные неудовольствия и те, которые смело идут против меня, не останутся безнаказанными. Фаворитка не знает, что делает, и вы не выйдете замуж за г-на Кётлогона, так как он ей покровительствует, а еще, и потому что он мой враг. Что же касается ваших союзников и его, не надейтесь на их защиту; скоро им довольно будет своих забот.

— Что значат, наконец, все эти угрозы перед моим решением? — спросила девица де-Бовё, негодование которой поддерживало твердость.

— Вы поняли; я больше не повторю. Судьба со мной и за меня. Я вас прежде любила; в память этого чувства, я хочу хорошо вас пристроить.

— Против моих самых дорогих желаний.

— Против человека, который заслужил мой гнев.

— Не надейтесь получить мое согласие… я лучше брошусь к ногам короля.

— Если вы желаете погибели человека, к которому вы питаете такую глупую страсть, это средство приблизить ее, потому что я вам обещаю донести его величеству, что он был любовником его фаворитки, и что этот человек однажды подстерегал их в глуши лесов Марли, чтобы их обоих убить.

— Вы это сделали бы?

— Также спокойно, как я имею честь говорить вам.

— Но какое же у вас после этого сердце?

— Речь не идет об моем сердце, речь идет об моей ненависти… Приготовьтесь же, — кого хотят вам представить, это граф Савойский.

— Я его даже не знаю и не хочу его знать.

— Приготовьтесь, потому что, уверяю вас, если вы будете упорствовать, случится несчастье с г-ном де-Кётлогоном.

— С ним, несчастье?.. Что же вы осмелитесь сделать?

— Всё, чтоб помешать его счастью.

— Ах! вы отвратительная женщина!

— Я покинутая фаворитка, которая мстит.

— Мне!?..

— Нет, им. Вы на моей дороге, тем хуже, вы видите, я делаю неслыханные усилия, чтобы вас отстранить… Не противьтесь же моему желанию… Идите, подумайте об этом; мы вскоре увидимся.

— Кстати, — прибавила она, в ту минуту, когда испуганная m-lle де-Бовё хотела удалиться, — вы можете объявить о моём возвращении во дворце. Я думаю завтра принять свои обязанности.

Глава тридцать шестая

Коварство обер-гофмейстерины. — Разбитое сердце. — Вынужденное замужество. — Самая великодушная жертва.

Г-жа Кавой почувствовала сильный страх, когда Урания рассказала ей все подробности разговора с обер-гофмейстериной. Она её утешала, не выражая, что начиналась борьба, и что надо будет действовать хитростью и энергией, чтоб помешать дурным намерениям общего врага.

При дворе были недовольны возвращением прежней фаворитки, на которую не знали как смотреть, и которая злорадно радовалась замешательству, которое она производила.

Король, считая себя должным уважать женщину, пользовавшуюся так долго особыми преимуществами и от которой у него было много детей, был недоволен не менее других. Что же касается герцогини Фонтанж, беременность которой приближалась к концу, и которая была уверена этим ещё больше привязать своего любовника, она удвоила презрение, чтоб уничтожить свою соперницу.

Празднества, удовольствия начались с новой силой, Марли всё украшался, служа, любимым местом для удовольствий короля, между тем как здоровье королевы, видимо, ослабевало.