Четыре фрейлины двора Людовика XIV

— Наконец, что делать?… Боже мой! я с ума сойду… Ах! если бы это касалось только меня!.. Но он, это благородное, верное сердце!..

— Ну! для него, барышня, для него не колебайтесь. Я услыхал здесь, несколько часов тому назад, этот гнусный заговор. Эта фурия поклялась, что он никогда не станет вашим мужем; а если вы ему не откажете, то будут покушаться на его жизнь.

— Значит правда, эти угрозы, которые она осмелилась мне сказать?…

— Эти угрозы действительны. Если вы не согласитесь на брак, который она вам предлагает, если вы сегодня вечером откажете г. де-Савою, то г-н де-Кётлогон погиб.

— Он!.. Ален!.. Боже мой! я чувствую, что я схожу с ума!

Жозеф, опасаясь шума, какого-нибудь припадка отчаяния, увел её в комнаты, отдалённые от кабинета маркизы, где он знал, что их не смогут подслушать.

— Ну, говори мне, что ты знаешь, — спросила она. — Мой милый Жозеф, речь идет об самом дорогом для меня в жизни, ты говорил о заговоре?

— Да, барышня, заговор, угрожающий нескольким, как я понял, но главное — г-ну де-Кётлогону.

— И эта… эта женщина заправляет всем?

— Она. Конечно, я знал её способной на многое дурное, но не до такой степени.

— И они покушаются на жизнь кавалера?

— Примерный негодяй, её доверенный, её агент, условился с ней; они нашли, ценой золота, помощников, чтобы исполнить их намерения. Достаточно будет одного сигнала, одного приказания.

— Ах! что бы она не говорила, я пойду, я брошусь к ногам короля… Да, я осмелюсь.

— Нет! барышня, нет! потому что они это уже предвидели; вы погубите себя, не спася того, кого вы любите.

— Король меня услышит!

— Да, но он послушает тоже эту дьявольскую маркизу, которая имеет над ним необъяснимую власть; он, в особенности, послушает ее, когда она скажет, что г-н кавалер виноват в двух поступках оскорбления величества: во-первых за то, что был и теперь остаётся любим герцогиней Фонтанж, а потом тем, что заставил вас полюбить себя, в ущерб его величеству… Даже обыкновенные люди такое прощают не охотно, а короли такого не прощают никогда.

— Боже мой! Боже мой!.. — сказала она, схватив голову обеими руками. — Что я могу, что я должна делать?… Если бы только, пожертвовав жизнью, я устроила бы его счастье!.. Но я не имею даже этой надежды!.. Я могу его спасти, погубив себя и приведя его в отчаяние!.. Ну, ты умный человек, говори, советуй мне!

— Я могу вам дать только один совет, это покориться.

— То есть, выйти за г-на де-Савоя?

Жозеф молча опустил голову.

— Ах! — вскрикнула она, подумав секунду. — Если король несправедлив и глух, то есть другая такая же могущественная, как он, которая нас спасёт, если захочет… Это Мария де-Фонтанж. Луиза де-Кавой была справедлива, надо было обратиться к ней.

Она поспешила войти в карету, которая её привезла, не слушая замечаний своего доверенного, также взволнованного и ещё больше расстроенного, так как он знал про готовившееся преступление.

* * *

Фаворитка занималась туалетом, это было её самое важное дело.

Девица де-Бовё должна была употребить все усилия, чтоб дойти до неё. Минута была не своевременна; надо было, чтоб очень важные дела и недостаток времени заставили не дожидаться более удобной минуты; но день проходил, час несчастного представления приближался, ей некогда было разбирать.

— А! это вы, Урания, — сказала герцогиня самым холодным тоном. — Как вы вошли? Я запретила вход.

— Милая герцогиня, — сказала фрейлина, прогоняя впечатление, производимое на нее этим приемом, — речь идет о важном деле; мне необходимо, чтоб вы пожертвовали мне пять минут: не откажите мне.

Фаворитка взглянула на часы, она готовилась примерить новый туалет, который должен был ввести новую моду; она не скрывала своего нетерпения.

— Оставьте нас, — сказала она своим женщинам, — но не уходите далеко.

— Благодарю вас, — сказала девица де-Бовё.

Герцогиня Фонтанж не предложила даже стула своей прежней подруге, и сказала ей очень живо:

— Говорите, пожалуйста, вы же видите, как я тороплюсь; король ожидает большего эффекта от моего туалета… и вы понимаете…

— Милая герцогиня, — прервала её девица де-Бовё, — это именно короля вы должны просить об одном очень важном деле.

— Я, обдумали ли вы? Государственное дело, быть может; это будет первое.

— Будьте так добры меня выслушать; речь идет о моем счастье и, может быть, о жизни особы, которую вы некогда любили.

Лице фаворитки покрылось мертвенной бледностью и приняло ледяное выражение.

— Это о г-не де-Кётлогоне вы пришли меня просить?

— Да, — ответили скорее губы, чем голос бедной молодой девушки.

На что фаворитка ответила с ударением и выражением презрения:

— Не должны ли вам сегодня вечером представить г-на де Савоя.

— Именно это представление я пришла умолять вас предотвратить.

— А! — сказала гордая и бессердечная женщина, оглядывая её холодно с ног до головы, — вы тоже влюблены в кавалера.

— Это не тайна.

— И вы пришли меня просить, содействовать вашему браку с ним!

— Потому что вы ему отказали.

Двусмысленная улыбка скользнула по губам герцогини.

— Он вас любит?

— Конечно, меньше чем вас, но вас он старается забыть.