Четыре крыла Земли

Но Юсеф не стал спускаться к ней по усеянному камнями обрыву. Вместо этого он повел попутчиков по косогору, и вскоре все они вышли на проселочную дорогу, представлявшую собой две широченных колеи, в которых не росло ни травинки, с полосой буйной растительности посередине. Эвану она очень напомнила прическу бостонского панка. А Юсеф подумал, что голоса этих верблюжих отродий уже совсем рядом, в то время как он и его товарищи по несчастью находятся на открытой местности, и засечь их – проще пареной репы. Проселок спускался вниз и утыкался в шоссе, но до шоссе еще дойти надо было, а голоса звучали уже и справа и слева, правда, довольно далеко и сзади. Но, оглядевшись, беглецы увидели с обеих сторон, точно шеренги светлячков, огоньки фонарей. «Мученики» взялись за дело туго. Луна светила вовсю, и ясно было, что нашу тройку давно заметили. А не стреляли либо потому, что хотели подойти поближе и бить наверняка, либо потому, что хотели кого-то из тройки, а может, всех троих взять живыми. В любом случае, когда увидят, что жертва ускользает, откроют огонь. Светлая перспектива!

* * *

И был еще один человек, который в бессонные часы этой ночи между двумя странствованиями во времени читал воспоминания рава Фельдмана. Это был Даббе, сидящий перед электрическим камином напротив двери на веранду. В отличие от всех остальных героев нашей книги, он, читая вражескую брошюрку, не испытывал ничего, кроме дикой ненависти, которая достигла точки кипения, когда он дошел до следующего эпизода:

«В других странах раздел населения на группы идет по социальному признаку: например, бизнесмены разных калибров в пиджаках, интеллигенты в свитерах или, скажем, пресловутые «синие» и «белые» воротнички...

У нас раздел идет по признаку мировоззренческому. Хилоним, харейдим, «вязаные кипы» – три разные планеты. Хилоним. Люди, участвующие в величайшем со времен Маккавеев Б-жественном действе – возрождении Святого народа на Святой земле, и при том строящие свою повседневную жизнь так, будто никакого Б-га нет. Харейдим. Люди, посвятившие повседневную жизнь служению Всевышнему, как это делали их деды в Изгнании, но при этом превратившие жизнь на Святой земле в жизнь в Изгнании. Мы, «вязаные»: те, для кого стол в офисе или станок на заводе – продолжение ешивской скамьи, для кого форма солдата ЦАХАЛа – такой же атрибут служения Творцу, как и кипа; кто может видеть слова Торы даже сквозь строчки сегодняшней газеты. И вот все эти три, даже чертами лица уже отличающиеся друг от друга, нации, каждая из которых с гордостью продолжает носить имя «еврей», прислали своих сыновей и дочерей на перекресток Г.В., чтобы выразить отношение к политике уничтожения Израиля, проводимой правительством генерала Рабина. Весеннее солнце недоуменно роняло лучи на лысины профессоров и на кудлатые головы студентов, на черные шляпы хабадников и на белые ермолки браславских хасидов, на крошечные, с пятачок величиной, кипочки бар-иланцев и до самых ушей кипы крупной вязки на головах поселенцев. И плакатов-то особенно не видно было – лишь здоровенное полотнище с названием движения, которое вывело людей на перекрестки по всей стране: «Зу арцейну!» – «Это наша земля!» И все. Все было очень просто. Именно эти простые слова и объединили людей, хотя и прилетевших с трех разных планет, но все-таки принадлежавших к одной нации.

Полиция не ахти как тряслась от ужаса по случаю нашего явления. Вообще не тряслась. Плевать она на нас хотела. Отношение к поселенцам в те дни было четче всего сформулировано в словах Рабина: «Пусть крутятся, как пропеллеры!» Все равно, мол, землю отдадим, а их самих вместе с женами и ублюдками выкинем!

Даже многотысячные демонстрации, которые «правые» проводили после соглашений в Осло, никого не испугали. В глазах прессы, полиции, правительства мы были пренебрежимой величиной. А уж несколько десятков собравшихся на тротуаре бородачей – да чего их бояться? Ну, постоят, покричат: «Рабин, домой! Виски и в постель!» Кому они мешают! Народ дисциплинированный, на проезжую часть не выйдут. Поорут и разойдутся.

Правда, на этот раз состав публики был уж больно необычен – полотняные штаны и нечесаные бороды составляли явное меньшинство присутствующих, а такого высокого процента людей без головных уборов на «правых» демонстрациях блюстители в жизни не видели. Странно было и то, что возглавлял это новое движение «Зу арцейну» не политик какой, не член кнессета, а никому пока неизвестный выходец из масс Моше Фейглин, житель соседнего с нами поселения.