Четыре крыла Земли

Ночное беззвучие было настолько бездонным, что в нем сами собой начинали звучать образы – и крик осла, и лай собаки, и гуканье малютки, и шепот двух любящих – и женщина шептала шепотом Вики, и муж шептал шепотом Эвана.

И над ними над всеми, с иной, с небесной, стражи слышался голос Вс-вышнего:

«Горе сынам Моим,

За их грехи пришлось мне разрушить Храм,

Сжечь Святилище Мое,

А их самих

Рассеять среди народов земли».

И вновь – голосом Натана:

– «Когда евреи собираются

В домах молитвы и учения

И произносят:

«Да будет благословенно великое Имя Его»,

Святой, благословен Он,

Качает головой и говорит:

«Блажен царь, которого

Восхваляют в доме его.

Но каково отцу,

Изгнавшему сыновей своих?

И горе сынам, изгнанным

От стола отца своего!»

База располагалась там, где некогда стояли новые кварталы Канфей-Шомрона, то есть на северной стороне отрога хребта, тянущегося по всей Самарии. Что же до южной стороны, где некогда находились синагога и квартал вилл, они с территории базы даже не просматривались. Туда вело шоссе, скользящее меж разбитых парапетов с остатками разметки. Туда и направился Эван, приговаривая: «Может быть, я ошибаюсь, но, по-моему, после того, через сто я просол, пугать меня опасностями – не самый перспективный саг!»

Вон там был дом Натана. А вон в тех кустах жил – возможно, и сейчас живет – здоровенный дикобраз. Как-то раз Эван, выходя от Натана, увидел его, зашел в тень и прижался к дереву, чтобы не спугнуть. Дикобраз, не заметив его, величественно прошествовал мимо. Его маленькие глазки на овальной морде с зачесанной назад гривой гордо сверкали в лучах желто-оранжевого фонаря.

Эван подумал, что надо бы позвонить раву Фельдману, рассказать про гибель Натана. И понял, что не может этого сделать. И вдруг ему вспомнилась последняя глава из книги рава Фельдмана:

«Отзвучал заключительный «каддиш», бородатые поселенцы складывают талиты. Здесь мои братья, мои соратники, мои ученики. Суббота. Конец утренней молитвы. Не то чтобы в синагоге совсем уж был полумрак, но, выходя на улицу, мы невольно жмуримся, настолько буйствует весеннее солнце. Мы покидаем ашкеназскую синагогу и всей толпой направляемся к сефардской. Сегодня бар-мицва у младшего сына Моти Финкельштейна. Тринадцатилетнего Исраэля впервые в его жизни вызывали читать Тору. Мама с сестрами, стоя наверху, на галерее для женщин, бросали конфеты в толпу молящихся, стараясь попасть в виновника торжества. По полу ползали малыши и эти конфеты подбирали. Мужчины басами выводили традиционные поздравительные мелодии. В общем, было весело. А теперь – кидуш. На столах возле синагоги выставлены различные напитки и всякие вкусности. Сейчас кто-нибудь из раввинов над бокалом вина произнесет освящение субботы, а затем юный Исраэль даст первый в его жизни урок по Торе – по тому ее отрывку, который на этой неделе читался в синагогах. Выступление юного еврея то и дело будет на полуслове прерываться хоровым пением веселых слушателей, а затем он, не теряя нити повествования, должен будет продолжать с того места, на котором остановился. Так что хитроумное толкование святой книги будет напоминать скачку с препятствиями. Мы толпой переходим главную улицу поселения и по ступенькам спускаемся к сефардской синагоге – большому кубу с плоской крышей – одному из самых старых и, скажем прямо, не самых красивых зданий в поселении. Народ уже толпится у столов. Мужчины сверкают белыми рубашками, белыми кипами и белозубыми улыбками. Женщины в лучших своих нарядах – чистеньких, кружевных, длиннополых, в разноцветных косынках и кокетливых шляпках.

Меня всегда огорчает, когда поселенки чересчур буквально воспринимают тезис о том, что красиво одеваться женщина должна в первую очередь для мужа. Конечно, это лучше, чем когда дама расфуфыривается ради мужчин на улице, а дома ходит лахудра лахудрой, но... Но ведь В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ для мужа. А есть еще вторая и третья очереди. Почему-то харедимные женщины могут и мужа дома красотой привлекать, и на улицу одеваться элегантно, а наши, пока муж на работе – а работают поселенцы на износ, – плюют на свою внешность и плюют со смаком, а всю красоту приберегают на поздний вечер, когда муж наконец-то дома, да на шабат. Зато в шабат... нет, не конкурс красоты – шествие королев! Ибо каждая семья – маленькое королевство. И вот очередная полновластная владычица проплывает к «женскому» столу, чтобы пообщаться с другими такими же владычицами... А вокруг носятся дети, которые на улицу тоже вышли беленькими и чистенькими, но увы, пока их папы молились, уже успели! Вон тот карапуз уже где-то приложился коленкой – черное пятно совершенно не гармонирует с темно-бежевыми свежепоглаженными брючками. А у этой вот девочки –и горазда же носиться! – были бантики, да так и остались на ветвях живой изгороди под тем вон олеандровым кустом. А волосы напоминают путаницу лиан в густых джунглях. А вот и сам виновник торжества – нервно поправляет на носу большие очки... Рядом счастливый папа принимает поздравления, и мама суетится – не страдают ли столы нехваткой чего.