Четыре крыла Земли

Однако Натану сейчас было не до Эвана – он занимался осмотром обуви поселенцев. Несмотря на кажущуюся близость, он был совершенно недосягаем. Ну почему, почему часик-другой назад Эван не испросил у него разрешения все поведать Вике?! Может, позвонить раву Фельдману? Эван набрал номер, но у рава Фельдмана было безнадежно занято. У Эвана возникло страшное чувство, будто Б-г от него отвернулся. Еще несколько часов назад он верил, что по Высшей воле свершится чудо, и Вика сама, без всякой связи с их отношениями, ощутит потребность служить Вс-вышнему и пройдет гиюр. А тут вдруг ощущение, что Тот, Кто тебя так уверенно вел, вдруг взял и покинул...

Несколько минут Эван стоял в полной растерянности, тупо глядя на то, как плоскоголовые желто-оранжевые фонари, похожие на змей с добрыми глазами, гладят лучами обрыв, высящийся напротив дуплексов. Обрыв был создан взрывом, а затем причесан ковшами бульдозеров, и напоминал торт, от которого чьи-то зубы уже отхватили кусок. С него свешивались длинные, как ноги богомолов, канализационные трубы, которые, достигнув подножия обрыва, зарывались в землю. И эти трубы своим пылким движением вниз убедили Эвана в полной безнадежности всех его устремлений. Собаки и волки в таких ситуациях задирают морды, чтобы взвыть от тоски, человек возводит очи горе, чтобы вознести молитвы Вс-вышнему. Эван сделал и то и другое.

* * *

– Алло, Мазуз? Салям алейкум! Послушай, дорогой, я собрал сведения, о которых ты меня просил. Да-да, все выяснил. Ты знаешь, очень интересная картина вырисовывается. Относительно того, кому Хуссейни мог наступить на хвост. Ну, в смысле, перебежать дорогу. Ну, в смысле, помешать. Ты понимаешь, Ибрагим был не только нашим с тобой другом и неофициальным сотрудником «Мучеников», но еще и журналистом. Так вот, он обнаружил, что небезызвестный тебе Абдалла Таамри, да-да, знаменитый магнат, один из самых богатых людей в Палестине... Конечно, конечно, я прекрасно понимаю, что это как-то связанно с его неожиданным к тебе предложением, но дай же мне дорассказать! Абдалла Таамри вдруг сильно заинтересовался во-первых, нашей организацией, теперь мы уже знаем, по какой причине, а во-вторых – территорией Канфей-Шомрона. Ибрагим предположил, что в этом вопросе у него есть какой-то личный интерес. Что? Ты никогда не сомневался? Тогда будь ласков, скажи, какой! Ах, не знаешь? А почему не интересуешься? Почему позволяешь, чтобы с тобой играли втемную, вернее, чтобы тобой играли втемную? А вот Ибрагим Хуссейни кое-что выяснил. Откуда я знаю? Мне лишь известно, что он собрал много материала и касательно планов, которые Таамри строит в отношении тебя и Канфей-Шомрона, территорию которого, как я понимаю, он то ли собирается купить, то ли уже купил. А самое главное – Ибрагим, а вслед за ним и я, обнаружили любопытную деталь – оказывается, у нашего мецената палестинской революции имеются оч-чень и оч-чень прочные связи в израильском истеблишменте. С кем конкретно? И я хотел бы знать, с кем. А вот Хуссейни не только хотел, но и узнал. Не потому ли его и...

* * *

Из-за проблем с Менахемовой обувью группа рава Хаима застряла в лесочке на лишние двадцать минут. Наконец она все-таки вышла и поднялась на гребень, освещенный фонарями с длинными шеями. Свет желтой влагой стекал с них по столбам, выстроившимся в шеренгу. Оттуда поселенцы двинулись влево. Они шли по гребню, волоча прилипшие к ногам черные тени, похожие на саламандр. Созвездия наверху и россыпи арабских деревень и еврейских поселений внизу смотрелись друг в друга, как в зеркала. Время от времени по неподвижному черному в блестках полотну неба двигался огонек самолета или спутника, а по неподвижному черному в блестках полотну земли – огонек автомобиля. Травы вились на ветру. Сухие колючки стояли насмерть.