Четыре крыла Земли

С пригорка рав Хаим посмотрел вниз. Казалось, Вселенная заканчивалась у последней черты, до которой дотянулись желтые пальцы фонарей. Дальше начиналось Ничто. Рав Хаим подал знак – «пошли в Ничто». Группа рассредоточилась между каменными глыбами, ряд которых тянулся вдоль хребта и служил как бы оградой поселению. Ежась под ветром, поселенцы начали спуск по диагонали к террасам, по которым только что протопала группа Натана Изака. При спуске то один, то другой камень под ногой начинал качаться, а затем срывался вниз и исчезал в темноте, с каждым ударом все тише похрустывая на зубах ущелья. Не успела группа рава Хаима пройти и тридцати метров по тропке, уходящей под козырек обрыва, как появился вертолет с прожектором. Борцы против мирного процесса прижались спинами к обрыву, и так стояли, пока сиреневое с серебряным отливом щупальце, расширяясь книзу, ходило ходуном перед ними, словно маятник. Самое неприятное, однако, ждало впереди: вертолет пролетел еще немного в сторону долины Тирца, развернулся и двинулся назад, устремив свой чертов прожектор прямо в наших героев. Теперь уже прижимайся-не прижимайся – когда этим жирным лучом тебя хлещут по щекам, ты ощущаешь свое бессилье. И не укрыться тебе от этого ледяного глаза всесильного государства, за которое ты, кстати сказать, как религиозный сионист по субботам возносишь молитвы.

Люди стояли в шеренгу, прижимаясь к скале. Прожектор полоснул у самых их ног. Полоснул – точно мечом рубанул, пытаясь отрезать их от Северной Самарии, с которой они срослись. А затем нырнул куда-то вверх, утягивая за собой серебристый с сиреневым отливом шлейф. Дружное «уфф!». Напрягшиеся тела расслабились, став чуточку ниже.

Йосеф Барон, находящийся на крайне левом фланге и за это мысленно называвший себя «шаломахшавником»{«Шалом ахшав» – «Мир сегодня» – израильская ультралевая организация.}, обнаружил тропку, уходящую вниз. Театральным шепотом позвал он всех за собой. Гуськом по черной ложбинке между скалами поселенцы начали спускаться на террасу, расположенную несколькими ярусами выше группы Натана Изака. И тут новый звук. Прямо над головами затарахтел мотор джипа. Все – от рава Хаима, который по градации Йосефа Барона был чем-то вроде активиста «Кахане хай{«Кахане хай» – израильская ультраправая организация.}», и до самого Йосефа – застыли, точно глыбы, среди которых они оказались. Затем мотор заткнулся. Машина остановилась прямо над ними. Щелкнула дверь. Из-за обрыва светящимся удавом выполз луч армейского прожектора. Поджигатели войны стали тесниться обратно под карниз, из-под которого только что выбрались. Второпях Йосеф Барон и его приятель, «американец» Моти Финкельштейн, наступили на «дышащие» глыбы, и те помчались вниз, увлекая за собой глыбы поменьше и камни разных калибров. Камнепад этот был услышан солдатами, так некстати остановившимися именно в том месте, которое только-только покинула группа рава Хаима.

Спутники рава Хаима прижались взмокшими от напряжения спинами и затылками к обрыву, на котором буквально в нескольких метрах над ними топтались солдаты, размахивая армейскими фонарями. Лезвия света скрещивались, как шпаги мушкетеров, к счастью, не достигая ни тех, что укрывались далеко внизу, ни тех, что прятались чуть ли не под ногами у охотников. Единственное, что выхватывали они из темноты, – это скалы, застывшие, точно люди, окованные ужасом перед застигнувшей их погоней.

– Может, спустимся? – спросил сержант, вглядываясь во тьму.

– Может, – процедил капитан. – Без причины камни падать не могли.

– А олени? – это подал голос третий боец, вылезая из джипа.

– Олень – дневное животное, наставительно сказал капитан. – Вот волк – животное ночное. А олень – зачем оленю ночью нос из своей пещеры высовывать? На волчьи зубы нарываться?

* * *