– Если я покажу вам журнал, вы уедете? – спросил Морт. Он словно задал этот вопрос себе, а не Шутеру. – Вот что мне действительно хочется знать – стоит дело того или нет.
Шутер резко открыл дверцу машины и сел за руль. Скорость, с которой иногда двигался этот человек, пугала Морта.
– Три дня. Проживите их, как хочется, мистер Рейни.
Он завел мотор, который заработал с утробным скрипом, говорящим, что нужно привести в порядок клапаны, и резкий запах бензиновой гари из старой выхлопной трубы осквернил воздух угасающего дня.
– Правда есть правда, а справедливость есть справедливость. Первым делом мне надо было накрыть вас там, где, как видите, я вас накрыл. Из этой передряги вы легко не выберетесь, как выпутывались, наверное, из других переделок, в которые попадали уже не раз. Вот что было у меня первым делом. – Он бесстрастно смотрел на Морта из окна водителя. – Второе дело, – продолжил он, – это настоящая причина, отчего я приехал.
– И что же это? – услышал Морт свой голос. Против всякой логики, вызывая ярость, странное ощущение вины безжалостно охватывало его снова, будто он действительно сделал то, в чем его обвинял этот деревенский сумасшедший.
– Об этом мы еще поговорим, – пообещал Шутер и включил передачу. Старый универсал тронулся с места. – А вы пока подумайте, что правильно и что справедливо.
– Вы просто псих! – крикнул Морт, но Шутер уже ехал по Лейк-драйв туда, где дорога выводила на шоссе номер 23.
Морт проследил, как универсал исчез вдали, и медленно пошел в дом. В голове становилось все более пусто, когда он подходил ближе. Ярость и страх ушли. Морт озяб, устал и тосковал по семейной жизни, которая осталась позади и которой, как теперь ему начинало казаться, у него никогда не было.
11
Телефон зазвонил, когда Морт добрался до середины подъездной дорожки, поднимавшейся по крутому склону холма от Лейк-драйв до его дома. Морт перешел на бег, зная, что все равно не успеет, и проклиная себя за невольный дурацкий порыв. Тоже мне, собачка Павлова.
Распахнув сетчатый экран, он возился с ручкой второй двери, когда телефон замолчал. Войдя, Морт посмотрел на телефон на старинном столике, купленном Эми на блошином рынке в Меканик-Фоллс[18]
. В тот момент он легко мог представить, что телефон смотрит на него с напускным механическим нетерпением:Он сделал себе сандвич, налил тарелку супа и тут же понял, что не хочет есть. Морт чувствовал себя одиноким, несчастным и слегка заразившимся безумием Джона Шутера. Он почти не удивился, что сочетание этих ощущений вызывает еще и сонливость, и стал алчно поглядывать на диван.
Истинная правда, подумал Морт, но хоть ненадолго это все исчезнет, уйдет, оставит его в покое. О сиюминутных решениях можно сказать одно: они лучше, чем ничего. Морт решил позвонить домой (мозг упорно думал о Дерри как о
– Пошел ты на… – сказал этому голосу Морт. Одно из преимуществ одинокой жизни, как он успел убедиться, в том, что можно говорить вслух с самим собой, и никто не спросит, не сбрендил ли ты.
Подняв трубку, он набрал телефон Дерри, услышал обычные щелчки междугороднего соединения и затем самый раздражающий из всех телефонных звуков: та-та-та-та – короткие гудки. Занято. Эми с кем-то разговаривает. На телефоне она может висеть часами, а то и днями.
– Отлично, блин! – крикнул Морт и ударил трубкой по рычагам с такой силой, что слабо звякнул звонок.
Теперь что?
Он подумал позвонить Изабелл Фортин, жившей напротив, но быстро отбросил эту мысль. Изабелл чересчур живо интересовалась их с Эми разводом, только что домашнее видео не снимала. К тому же шел шестой час – до завтрашнего утра журнал не начнет движения по почтовому каналу между Дерри и Тэшмором, даже если его отправят сегодня. Он позвонит Эми позже, вечером, и если домашний телефон снова окажется занят (не исключено, что Эми еще будет говорить с тем же собеседником), вот тогда он обратится с просьбой к Изабелл. Диван в гостиной неодолимо влек Морта к себе, как песни сирен.