Четыре сестры

– Ради бога. Мама задала мне тот же вопрос. Я просто оделась полегче, чтобы собрать чемодан.

– Четырнадцать тридцать три, – напомнила Беттина. – Поезд отходит в…

– Знаю! – фыркнула Беотэги.

Она провела их по коридору родительской квартиры и открыла дверь так, будто швырнула в урну банановую кожуру.

– Смотрите!

Посреди комнаты Сюзи, сестра Беотэги, пыталась засунуть кипу книг в переполненный чемодан.

– Эта дура задерживает нас, потому что непременно хочет вместить все невместимые манга.

– Была бы ты не такой гипертрихозной, – отпарировала Сюзи, – твои тюбики с кремом не заняли бы все место и я могла бы положить мои книги!

– Вы понимаете, что я хочу сказать? – хмыкнула Беотэги.

– Гипер… что? – переспросила Беттина.

Десятилетняя Сюзи, в веснушках, очках, с зубной пластинкой, кошмар жизни старшей сестры, могла бы служить матрицей типичной девочки предподросткового возраста. Но она, хитрюга, этого избежала. Главным образом потому, что в восемь лет решила каждый день учить три трудных слова из словаря. Поэтому она была из тех редких человеческих существ, что могут истолковать изотелию, одинофагию, филибег, рипиколь, сибиленцию, какохизм, бутирин…

– Когда уже четырнадцать тридцать пять, – сказала Дениза, – а у нас поезд в…

– Есть время только на одну вещь…

– Найти компромисс!.. – заключила Беттина.

– …или еще одну сумку!

Дениза порылась в своих вещах и достала смятый пакет из «Гиперпромо».

– Мои манга в… это? – возмутилась Сюзи.

– Так или никак, – отрезала ее сестра.

В гостиной зазвонил телефон.

– Ответишь, Бео? – крикнул откуда-то голос мадам Пермулле.

Беотэги фыркнула, но повиновалась. Когда она вышла, Сюзи поспешила облегчить ее багаж на полдюжины тюбиков и баночек, протянув их скопом Денизе и Беттине.

– Будьте так добры, – сказала она, – избавьте меня от этого.

Она спокойно заполнила освободившееся пространство восемью плотно уложенными манга. Девочки было запротестовали, но Дениза напомнила, что уже четырнадцать сорок одна. Тогда Беттина открыла свой рюкзак и запихала баночки в запасные кроссовки, Дениза же нафаршировала свою ветровку тюбиками.

Тем временем Беотэги в гостиной положила трубку. Положила очень медленно, потому что была сильно взволнована тем, что ей сообщили. Она задумалась на три минуты, постукивая пальцем по правой ноздре…

Наконец она решила вернуться к остальным как ни в чем не бывало.

– Готовы? – спросила она спокойно, но сердце ее билось немного чаще обычного.

– Четырнадцать часов пятьдесят одна минута, конец военных действий, – объявила Дениза.

Беттина вдруг кое-что вспомнила.

– Эй, – сказала она Сюзи, – что это значило, твое давешнее слово? Гип… гип…

– Не гип-гип. Гипертрихозный.

– Брось, – перебила ее Беотэги.

– А если Беттина хочет обогатить свой лексикон? Гипертрихозный значит…

– Хватит. Бери рюкзак и кончай строить из себя мадемуазель Ларусс!

Однако внизу, пока Беотэги и Дениза вместе с мадам Пермулле суетились, загружая чемоданы в багажник машины, Беттина вернулась к теме.

– Ну? – шепнула она Сюзи. – Гипертрихозный – это значит?..

– Волосатый.

И гадкая девчонка бросила насмешливый взгляд на ноги Беттины.

* * *

Пляж начинал заполняться.

Женевьева поставила коробку с конфетами на низкую ограду и открыла киоск. Разблокировала раздвижные ставни и медленно – они были тяжелые – открыла витрину. В киоск хлынуло солнце, отражаясь от песка, засинело небо, подул ветер с моря.

Она разложила конфеты в витрине. Развернула желтый с белым навес. Воткнула в песок огромный пластмассовый рожок, указывающий, что здесь продают конфеты, мороженое и прохладительные напитки. В последнюю очередь открыла кассу с мелочью, которую месье Мепулед передал ей, как и каждое утро, в булочной.

Подбежал маленький мальчик. Все четыре дня, что она работала в киоске, он был ее первым покупателем. И всегда заказывал фисташковое мороженое. Она заметила, что вчерашние солнечные ожоги у него стали меньше.

– Как обычно?

Мальчик кивнул. На вид ему было лет семь. Он смотрел на мини-гольф, где его брат добрался до пятой лунки.

– Ты сегодня выигрываешь?

Фисташковый мальчик помотал головой, лизнув мороженое, расплатился и убежал.

Из своего окошка Женевьева видела семь первых лунок, а также шестнадцатую, семнадцатую и восемнадцатую. Она смотрела, как он делал первый удар. Мяч улетел за пределы поля. Фисташковый мальчик скорчил гримасу и огляделся. Чтобы не раздражать его, Женевьева быстро отвернулась. У прилавка стояла зеленоглазая девушка и смотрела на нее.

– Привет!

– Привет.

Женевьева знала ее в лицо. Ее звали Дария. Каждое лето ее родители снимали бледно-желтую виллу, самую большую и самую красивую в Бель-Анс. Они были из Монтобана. Женевьева решила, что Дария еще красивее, чем прошлым летом.

– Ты работаешь в этом году?

– Да, – ответила Женевьева. – А ты? Опять на вилле Банана?