Четыре сестры

Закинув велосипед на спину, он потянул за ветку. Женевьева крепче уцепилась за сосну, сморщилась, прикусила язык, зажмурилась. Вскарабкавшись по склону, парень отпустил ветку. Он перехватил мимоходом руку Женевьевы, и они вместе оказались на тропе.

– Спасибо, – сказал он.

И отпустил ее руку, чтобы осмотреть велосипед.

– Все в порядке?

Он натянул на уши шапочку, подергал свой симпатично приплюснутый нос. У него были светлые глаза, но это трудно было заметить сразу, потому что брови нависали низко над ними.

– Пять из пяти, – ответил он.

И вскочил на велосипед.

– Мы уже встречались? – спросила Женевьева.

Вопрос вырвался быстрее мысли, лицо парня под красной шапочкой вдруг показалось ей знакомым.

Он уже удалялся на велосипеде, который поскрипывал. Поскрипывал или… посмеивался? Женевьева крикнула вслед:

– Я продаю мороженое на пляже!

Она могла бы покраснеть задним числом, но он уже укатил.

3 Литература и лошади всех мастей

Гортензия отодвинула стопку книг, приподняла вторую. Подумала: боже мой, как сузилась моя комната, сунула третью стопку в открытый чемодан на полу, черт, черт, черт, куда же я могла ее деть? Она столкнула ряд на полке, развернула четыре пары джинсов, как знать, могла заваляться и там.

– Ты это ищешь? – спросила мама.

Гортензия хмуро взглянула. И взяла книгу, которую мама ей показывала.

– Ничего себе! Я уже не первый час везде ищу!

– Это ты хватила. Ты в этой комнате всего девять минут.

– А ты что, шпионишь за мной?

Мама посмотрела на нее с укоризной.

– Прости, – извинилась Гортензия. – Но откуда ты взяла эту книгу?

– Мне захотелось ее перечитать. Помнишь, я читала ее тебе вечерами перед сном. Тебе было девять лет.

– С половиной. Девять с половиной. За полгода до того, как ты умерла.

Сегодня в кои-то веки Гортензия находила, что мама прилично одета. Летнее платье анисово-зеленого цвета, шляпка и кремовые мокасины. Люси Верделен наклонилась, чтобы рассмотреть содержимое чемодана.

– А где крем для загара? И, боже мой… всего три пары трусиков! На три недели каникул? Пара на неделю? С каких это пор? А ну-ка, давай все пересмотрим!

В глубине души Гортензия совсем не обиделась. Она забыла кучу вещей и сама это знала. Мама метнула на нее острый взгляд.

– Это что-то новенькое. Ты полюбила путешествовать? – вдруг спросила она. – Тебя же надо было за волосы тащить на поезд!

Она пальцем повернула голову дочери и поймала ее взгляд.

– Не имеет ли, часом, это отношения к известному нам Танкреду?

Гортензия мысленно восхитилась маминой проницательностью.

– Ты хочешь в Париж, чтобы поговорить с Танкредом. Ладно. А ты хотя бы сказала об этом Шарли?

Гортензия помотала головой.

– Пусть она решит это сама, – заключила Люси.

– Танкред любит Шарли, – объяснила Гортензия на выдохе. – Непременно надо ему сказать, что…

– Что?..

– Что он не должен позволять ей жертвовать собой ради нас. Что, если они любят друг друга, наверняка найдется выход.

Мама достала пару полосатых носков, встряхнула их и сложила с долгим ласковым вздохом.

– Какая ты нелепая. Но я очень тебя люблю. Ты хотя бы знаешь его адрес?

Гортензия выпрямилась. И улыбнулась чемодану, который продолжал весело наполняться сам собой.

– У меня есть адрес его лаборатории, – сказала она с гордостью.

Но мамы уже не было в комнате. Доказательство, не живое и не осязаемое, но все же доказательство, что Е = mc².

Гортензия давно привыкла. Она продолжала, одна и в тишине, укладывать чемодан. Вдруг она цокнула языком.

– Мама! Моя книга!

Люси появилась вновь на одну секунду, без единого слова, и протянула книгу, поджав губы. И снова Е = mc²! Гортензия крикнула «спасибо» и спрятала книгу среди своих вещей. Это был роман Роберта Льюиса Стивенсона «Несусветный багаж».

* * *

В ванной комнате в этот вечер Женевьева пробовала разные прически. Она поднимала волосы, опускала, сворачивала, взъерошивала, свивала и развивала, сплетала и расплетала, издевалась над ними как могла, скручивала и раскручивала, расчесывала сверху вниз и снизу вверх, так и этак, под Риту, под Милен, под Джоконду, Грету, Мики, Минни, Карлу, Летицию…

В конце концов она расчесала их как обычно.

И завязала в обычный конский хвост.

Конский хвост мил и прост.

Она вышла из ванной через час. Разумеется, за дверью кто-то из сестер и кто-то из кошек ждал, когда она ее освободит. В данном случае это были Энид и Ингрид. Которые, прежде чем вой ти, долго провожали ее взглядом.

– Что со мной не так? – встревожилась Женевьева.

– Ничего… Ты могла бы иногда носить что-нибудь другое, не конский хвостик? Для разнообразия?

* * *

Беотэги в раздельном купальнике открыла дверь Денизе и Беттине. Она расцеловалась, с каждой по два раза, это правило действовало с бронзового века коллежа еще на много лет.

– Ты опаздываешь, – заметила Дениза.

– Знаю! – буркнула Беотэги. – Это из-за Сюзи. Дал же бог такую сестру!

– Не бог, а мама с папой. Я так думаю.

Купальник у Беотэги был полосатый, мята и резеда, такой маленький, что казалось, будто он разлагается на ходу.

– Ты хочешь сесть в поезд В ЭТОМ?