Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных

Но если так, то единственный способ не потратить отдых зря – провести хотя бы часть отпущенного на него времени расточительно, просто получая удовольствие. Это и значит по-настоящему отдыхать, а не заниматься скрытым саморазвитием ради будущего. Чтобы наиболее полно прожить свою единственную и неповторимую жизнь, вы должны воздержаться от того, чтобы тратить каждый свободный час на личностный рост. С этой точки зрения безделье не просто простительно. Это практически обязательство. «Если удовольствие, которое получает старик от бокала вина, не имеет никакой ценности, – писала Симона де Бовуар, – то производство и богатство – это всего лишь пустые мифы. В них есть смысл только тогда, когда из них можно извлечь личную, живую радость»{107}.

Патологическая продуктивность

Однако необходимо признать один факт, касающийся отдыха: мы не просто жертвы экономической системы, не дающей нам возможности отдохнуть. Часто мы просто не хотим отдыхать: нам невыносим перерыв в усилиях переделать все дела, мы начинаем нервничать, когда чувствуем, будто недостаточно производительны. Крайнее проявление такого подхода – пример писательницы Даниэлы Стил: в 2019 году в интервью журналу Glamour она открыла секрет того, как ей к своим 72 годам удалось написать 179 книг. Она работала почти все время по 20 часов в сутки, а порой и по 24 часа, практически без сна и позволяя себе всего неделю отпуска в год. («Я не ложусь спать, пока не устаю настолько, что готова заснуть прямо на полу, – цитирует журнал ее слова. – Если мне удалось поспать четыре часа, то ночь выдалась отличная»{108}.) Стил повсеместно восхваляли за ее крутые рабочие привычки. Но, разумеется, в таком ежедневном графике просматривается серьезная проблема – глубоко укоренившаяся неспособность перестать использовать свое время сверхпродуктивно. Похоже, и сама Стил допускает, что продуктивность для нее – способ бежать от сложных эмоций. Ей выпало немало суровых испытаний, в том числе смерть взрослого сына от передозировки наркотиков и пять разводов. Так что, призналась она журналу, «в работе я нахожу прибежище. Пусть даже в моей личной жизни произошло что-то ужасное, работа – постоянная величина. Это нечто стабильное, куда я могу сбежать».

Может быть, несправедливо обвинять в патологической неспособности расслабляться лично Стил, но должен сказать, что этот недуг широко распространен. Я страдал им так же остро, как многие другие. И, в отличие от Даниэлы Стил, не могу похвастаться, что в качестве удачного побочного эффекта принес радость миллионам читателей любовных романов. Социальные психологи называют неспособность отдыхать отвращением к безделью, из-за чего создается впечатление, будто это очередная маленькая человеческая слабость{109}. Но в своей знаменитой теории протестантской трудовой этики немецкий социолог Макс Вебер утверждал, что это одна из ключевых составляющих современной души. Согласно Веберу, это явление зародилось в Северной Европе у христиан-кальвинистов. Они верили в доктрину предопределения, согласно которой человеку задолго до рождения предназначено быть избранным, то есть после смерти оказаться в раю, или проклятым, и потому провести вечность в аду. Ранний капитализм, утверждает Вебер, получил основательный заряд энергии от кальвинистских предпринимателей и торговцев, считавших, что неустанный тяжелый труд – один из лучших способов доказать (другим, но также и себе), что они принадлежат к первой категории, а не к последней. Вторая предпосылка капитализма по Веберу – их привычка жить скромно: когда люди целыми днями усердно трудятся, получают огромные доходы, но при этом все же не считают себя вправе на роскошества, это неизбежно приводит к накоплению больших капиталов{110}.

Должно быть, жить так было крайне трудно. Сколько бы человек ни работал, вероятность, что после смерти его ждет спасение, не повышалась. В том и состоял смысл учения о предопределении, что на посмертную судьбу ничто не могло повлиять. С другой стороны, разве тот, кого ждет спасение, не стал бы естественным образом проявлять добродетельное трудолюбие и бережливость? Осознавать все это было тревожно, а особую тревогу вызывала праздность, которой нужно было избегать любой ценой. Это был не просто грех, который, как долгое время верили многие христиане, мог привести к проклятию; в кальвинистском понимании он, возможно, свидетельствовал об ужасающей правде – что вы уже прокляты.